Девушка из города

– Ой, выздоравливай скорее! – покачала она головой.

– Гринька-то надолго здесь? – поинтересовалась тётя Люба.

– Нет. Завтра утром уезжает. На работу призвали.

– А что за работа-то у него?

– Да не спрашивай… Проституток по клиентам развозит. Вроде и в армии был, а всё дурь какая-то у него в голове. Ну, приехал вот, хорошо, помог мне по хозяйству. Без отца тяжело, а Семёну сложней вырваться…

Я пробыла в Мальцеве до конца августа. Тётя Люба уехала в двадцатых числах – поступил хороший заказ на шитьё. Мы с бабушкой остались в доме вдвоём. Даже девчонок ко мне не приводили понянчиться, зная, что я болею.

Похолодало: на улице чуть не до обеда стоял туман, лениво расползавшийся клочьями по углам сада, по улице вниз, к реке. Однажды ночью температура опускалась ниже нуля, и баба Зоя встревожено воскликнула, посмотрев ранним утром на термометр:

– Перцы-то мои, перцы!

С перцами, как и с помидорами, оказалось всё в порядке. Мы укрыли их под плёнку. Но стало настолько зябко в доме, что пришлось утром и вечером подтапливать печь. Я сидела в кресле или потихоньку наводила порядок в комнате, слушая рассказы бабушки о прошлой её жизни. Оказалось, что выросла она в зажиточной семье, отца её раскулачили, и всех их отправили работать на шахту в Забайкалье.

– Мне ещё пятнадцать было. Я в этой шахте ногу вывихнула, бедро, с тех пор и хромаю. Мать ещё мне говорила: ой, замуж не возьмут. Ничё, вышла, только что поздно, в двадцать пять лет. После войны несколько лет прошло, Иван и посватался. Стали жить, он вот этот дом строил, мужики помогали; а я уж первого ребёнка ждала. Я тогда думаю: рожу мальчика. И родила мальчика. Потом думаю: рожу девочку. И родила девочку – Любу-то. Потом опять мальчика. И опять девочку.

Я совершенно верила в то, что, как баба Зоя сказала, так и выходило: подумала – и родила.

Бабушка дальше тянула нить своей жизни:

– Они мне внуков принесли, шесть внуков и одну внучку. Внуки – правнуков, вот уж тоже пять…нет, шесть! Всегда полный дом у нас с Иваном был. Сперва дети, потом внуки, и все здесь вырастали, в деревне нашей. А правнуки-то уедут! Не будут уже здесь! – сказала она вдруг резко. – Уедут в город. И ты уедешь! Один ветер мне тут осенью останется: ставнями скрипеть будет, смерть мою кликать, – повернувшись и посмотрев мне в глаза, горько добавила она.

Мне хотелось утешить старуху, но я прекрасно понимала, что действительно уеду, и навряд ли вернусь в Мальцево жить.

Крестница

К сентябрю струпья на моём лице сошли, от них остались только розовые пятна. Эти пятнышки были довольно заметны, но всё-таки не очень меня портили.

– Ты на ветру целовалась! Не целуйся на ветру! – шутливо грозя мне пальцем, наказала однокурсница.

Я удивилась тому, насколько точно она попала в цель со своей шуткой.

Мне было радостно видеть всех однокурсников, преподавателей, сами стены университета.

На третьем курсе мы читали рассказ Владимира Зазубрина «Щепка». Его герой, пламенный революционер по фамилии Срубов, был влюблён в революцию и самоотверженно следовал её идеалам. Он, как председатель Губернской чрезвычайной комиссии, руководил казнью, через его руки проходили сотни людей – молодых, старых, мужчин и женщин, и всех их расстреливали пятеро подчинённых Срубова. Он убеждал себя, что так надо, что он только счищает этих вредных людишек с Её рубахи (о революции он думал как о женщине, вернее, как о женском божестве). Но сердце Срубова отказывалось верить в то, что убивать необходимо. В конце концов на казнь отправили уже самого героя, заподозрив по обвинению «друга» в контрреволюционной деятельности. Он шёл на смерть уже полусумасшедшим, не в силах примирить в себе желание служить Ей – и живое сострадание к людям.

Этот рассказ потряс меня и отрезвил. Я вспоминала свои недавние мечты о том, чтобы жить во времена Гражданской войны, и задавала себе один и тот же вопрос: могла бы я убить? Белого, конечно, врага…того, кто считался врагом. Убить физически или, что, в принципе, то же самое, отправить на смерть? Вот, например, сидит Марина. Отец у неё банкир. Она хорошая, добрая девушка, но ей повезло (или не повезло, это зависит от времени) родиться в зажиточной семье. Смогла бы я её поставить к стенке и расстрелять? Если нет – нечего и говорить о том, что хорошо бы жить в то время…

Я нарочно ставила себе такие жестокие вопросы, чтобы окончательно развеять в своей голове идею насчёт возможности поделить людей на «правых» и «виноватых». В этом Срубове я угадала себя: такие люди, как мы, если найдут идею, которой смогут всецело себя посвятить, способны терпеть безденежье, холод, жить в конуре, сидеть на хлебе и воде. Такие люди сами по себе не добрые и не злые, только устремлённые, как локомотив, к своей, им ведомой цели. И если эта цель не человеколюбива, они сметут всё живое на своём пути.