Девушка из JFK

Он победно воззрился на меня. Как видно, эта многозначительная пауза входила в историю составной частью, наряду с лейтенантом Ави, жетончиком и свистком. Наверно, Моше ждал от меня какой-то реакции, но я молчала, обеспокоенная новым, еще более громким рецидивом зубовного скрежета у себя за спиной.

– Я ошибался! – с оттенком разочарования провозгласил Авгин. – Да-да, это была трагическая ошибка! Со временем я понял, что просто не могу жить, как прежде. По ночам мне снилась оторванная голова на асфальте. Я видел ее так ясно, что различал каждый волосок в бороде. Мертвые глаза смотрели на меня и вдруг начинали моргать, а изо рта высовывался длинный язык и рос, и рос, и рос, пока не обвивался вокруг моей шеи. Я просыпался с криком, от удушья, и уже не мог заснуть до утра. Любой громкий шум, похожий на взрыв, отключал меня на неделю. Гром грозы, звуковой барьер истребителя, салют на День Независимости, свадебная стрельба в арабской деревне – от всего этого я покрывался холодным потом и забивался в дальний угол. Жена и близкие просто не знали, что со мной делать. Я и сам не знал… И, как вы думаете, кто мне помог?

Я рассеянно пожала плечами. Пора было переходить к главной теме.

– Врачи?

– А вот и нет! – воскликнул Авгин. – Помог все тот же Ави, мой закадычный друг. С ним происходило то же самое, но он довольно быстро обратился к психологам. Знаете, ашкеназы – не то что наш брат-сефард: они не стесняются таких вещей. Ави сказал мне: «Братан, мы с тобой инвалиды ЦАХАЛа. Нам положена помощь, тебе и мне. Я ее уже получаю, теперь получишь и ты». Что сказать? Это оказалось далеко не так просто. Врачебные комиссии не любят давать инвалидность по «боевому шоку». Но Ави – человек со связями. Нажал тут, нажал…

Зубовный скрежет вдруг перешел в львиный рык, и в кадр бешеной шаровой молнией ворвался «Махлуф Рубинштейн». Клянусь, я никогда еще не видела своего партнера таким разъяренным – даже на десятую часть. Он буквально рвал и метал – то есть вырвал у оторопевшего Моше микрофон и метнул куда-то в дальние кусты. Затем Мики схватил Авгина за грудки и потряс. Треснула ткань рубашки, полетели пуговицы. Побледневший Моше ошеломленно шлепал губами, но из Микиной пасти доносился лишь нечленораздельный рык. Казалось, он вот-вот вцепится зубами в горло инвалида. Наконец сквозь звериное рычание стали пробиваться первые понятные слова.

– «Боевой шок»?! – рычал Мики. – Ах ты сука! Вонючий джобник! Какой бой, сволочь? Ты когда-нибудь видел хотя бы один бой? Штурмовал, ходил в атаку? Хоронил братьев? Выносил из-под огня друга с оторванными ногами? Вот он инвалид, а ты – сволочь, гад, дерьмо! Я тебя сейчас зарежу, как свинью… сейчас… сейчас…

Послышался щелчок, и в кулаке «Махлуфа Рубинштейна» откуда ни возьмись возникло лезвие ножа. Моше Авгин задавленно захрипел.

– Нет! – крикнула я. – Перестань!

Мики вздрогнул, метнул на меня потусторонний взгляд и тряхнул головой, будто сбрасывая с нее что-то. По-моему, именно в этот момент он вспомнил, зачем вообще мы приехали в парк. Если бы я вовремя не завопила, Авгин почти наверняка расстался бы с жизнью: профессиональный киллер Мики Шварц никогда не вытаскивал оружие просто так, напоказ. Он еще раз тряхнул свою насмерть перепуганную жертву.

– Говори! У кого ты берешь марки? Ну?!

– Ка… какие марки… – прохрипел Авгин.

– Ты со мной еще в игры играть будешь? – зловеще прищурился «Махлуф Рубинштейн». – Марки лотереи суперов! Кто тебе их дает?! Ну?! Быстро! Считаю до трех: раз…

– Ави! – пискнул инвалид. – Мне дает их Ави…

– Какой Ави? Тот самый лейтенант? Фамилия?

– Нисангеймер… Ави Нисангеймер. Его еще зовут «Нисо».

– А он? Где берет он?

– Где он, не знаю… жизнью клянусь, не знаю, – закатывая зрачки, пробормотал Авгин. – Дочками клянусь… Умоляю…

Мики убрал нож и свободной ладонью взялся за лицо инвалида, сдавив его за обе щеки, так что рот Авгина превратился в отчаянную букву О. Теперь свирепый взгляд «Махлуфа Рубинштейна» сверлил противника в упор, с расстояния двух-трех дюймов.

– Смотри в глаза, сволочь! Я сказал: в глаза! Вот так. Мы сейчас уйдем, а ты посидишь здесь еще с четверть часика, приведешь себя в порядок и поковыляешь домой, в свою прежнюю шкурную жизнь. Считай, что тебе сегодня сказочно повезло: ты и дальше будешь жить, как жил. Понял? Я спрашиваю: понял? Моргни, если да. Вот так, молодец. Ты не расскажешь о нашем маленьком разговоре никому – ни жене, ни детям, ни психологу, ни этому Нисо. Будешь все делать по-прежнему, как делал, понял? Ну, моргни еще разок. Хорошо. Но если ты хоть что-то сделаешь не так… Если ты обмолвишься хотя бы полусловом… Хоть кому-нибудь, хоть что-нибудь… Помни: я знаю, где тебя найти и порезать на тонкие ремешки. Это будут просто-бомба-какие-ремешки. Запомнил?

Мики отпустил насмерть перепуганного Авгина, подхватил штатив и, не оборачиваясь, пошел к машине. Я засеменила следом. Не скажу, что уровень моего испуга равнялся с ужасом, который пришлось пережить инвалиду, но и я отважилась открыть рот, лишь когда мы уже мчались по Аялону.