– Вот так. Говорил, с объективом все нормально, но карту памяти не восстановишь.
Каюта словно качнулась, перед глазами все поплыло, а в мыслях у меня был только снимок девушки на маленьком дисплее фотоаппарата – снимок, который теперь, скорее всего, уничтожен.
– Эй, не надо так расстраиваться! – засмеялся Бен. – Фотоаппарат наверняка застрахован. Снимки, конечно, жалко, Коул показывал нам за обедом. Ты там особенно хорошо вышла. – Он замолчал и коснулся моего подбородка. – Все нормально?
– Да. – Я резко отвела голову в сторону, а затем попыталась выдавить улыбку. – Просто… вряд ли я когда-либо снова отправлюсь в круиз, не мое это – море, качка, маленькие помещения… Хочу поскорее оказаться в Тронхейме.
Сердце бешено стучало; хорошо бы Бен скорее убрал руку с двери и ушел. Надо собраться с мыслями и все продумать.
– Можешь… убрать? – Я показала на его руку на дверном косяке, и Бен, усмехнувшись, выпрямился.
– Конечно! Извини, заболтался совсем. Тебе ведь еще одеваться к ужину?
– Да, – ответила я.
Мой голос прозвучал неестественно. Бен убрал руку, и я с виноватой улыбкой закрыла дверь.
Когда он ушел, я замкнула дверь на засов и, прислонившись к ней спиной, сползла вниз. Подтянула колени к груди, положила на них подбородок и закрыла глаза. Я четко вспомнила, как Хлоя тянется за бокалом шампанского, а вода с ее пальцев капает на фотоаппарат Коула.
Ни Коул, ни кто-либо другой не мог столкнуть его случайно. Фотоаппарат не лежал так близко к краю джакузи. Кто-то воспользовался суматохой из-за моего рассказа и разбитого бокала, и столкнул камеру в воду. Это мог сделать любой пассажир или сотрудник – хоть сам Коул.
Стены каюты давили, вызывая удушье.
Я вышла на террасу. Судно по-прежнему окружал морской туман, но я сделала пару жадных глотков холодного воздуха, наполняя легкие свежестью, и справилась с оцепенением. Надо подумать. Все части головоломки были прямо передо мной, и я сумею сложить из них всю картину, если хорошенько постараться. Если бы только не головная боль…
Я перегнулась через перила, вспоминая прошлую ночь – как осторожно закрылась дверь террасы, как громко прозвучал всплеск, нарушая тишину, как по стеклу была размазана кровь, – и вдруг я поняла, что целиком и полностью уверена в том, что я на самом деле все это видела. Все. И тушь. И кровь. И лицо женщины из десятой каюты. Самое главное, я не выдумала ее. И ни за что не отступлю. Я ведь знаю, каково было оказаться на ее месте – проснувшись, обнаружить в комнате чужака и почувствовать безысходность и уверенность в том, что сейчас случится что-то плохое, а ты бессильна.
Сентябрьский воздух вдруг показался очень холодным, и я поняла, как далеко мы забрались, почти до Северного полярного круга. По телу прошла дрожь. Я достала телефон, снова проверила связь, машинально подняв его как можно выше, но сигнала по-прежнему не было.
Завтра. Завтра мы будем в Тронхейме. Я в любом случае сойду с корабля и отправлюсь прямиком в ближайшее отделение полиции.
Глава 21
Собираясь к ужину, я словно наносила боевой раскрас, слой за слоем создавая профессиональную маску, которая поможет мне выдержать этот вечер.
Мне очень хотелось свернуться под одеялом. Мысль о том, что придется вести светскую беседу с людьми, среди которых может находиться убийца, и есть блюда, возможно приготовленные тем, кто вчера убил женщину, казалась пугающей и совершенно нереальной.
Однако упрямая часть меня отказывалась сдаваться. Нанося перед зеркалом в ванной тушь, одолженную у Хлои, я попыталась разглядеть в отражении ту обозленную девчонку, готовую бороться за свои идеалы, которая пятнадцать лет назад начала учиться на журналиста, и вспомнила, как я мечтала стать репортером, расследующим преступления, и изменить мир. Вместо этого я стала писать о путешествиях в «Велосити», чтобы было чем платить по счетам, и, вопреки самой себе, полюбила свое занятие – даже начала радоваться всяким бонусам и мечтать, что однажды я, как Роуэн, буду заправлять собственным журналом. В этом не было ничего плохого, я не стыдилась своего положения; как и большинство людей, я согласилась на работу там, где ее предлагали, и старалась выполнить ее как можно лучше. Но как смотреть в глаза той девчонке, если я боюсь выйти из каюты и расследовать дело, которое разворачивается прямо у меня перед носом?
Я восхищалась женщинами, которые ведут репортажи из зон военных действий, журналистами, которые уличают коррупционеров и идут в тюрьму, лишь бы не раскрывать свои источники, рискуют жизнью ради истины. Не представляю, чтобы знаменитые военные корреспонденты, такие как Марта Геллхорн или Кейт Ади, перестали бы «копаться» и спрятались у себя в номере из-за страха вскрыть правду.
«ХВАТИТ КОПАТЬСЯ» – надпись на зеркале отпечаталась в моей памяти. В завершение макияжа я слегка намазала губы блеском и, подув на зеркало, написала на запотевшем кусочке: «НЕТ».
Закрыв за собой дверь в ванную и надев вечерние туфли, я с некоторым эгоизмом подумала, что среди людей мне будет безопаснее. Никто не причинит мне вреда при полном зале свидетелей.