Девушка из кошмаров (ЛП)

— Хорошо и плохо. Правильно и неправильно, — она трясет головой. — Этот атаме так не думает, — она вздыхает. — Ты многого не знаешь, поэтому я все тебе расскажу. Ты думаешь, что он открывает дверь между нашим миром и иным, — она удерживает его одной рукой, затем второй.

— Но этот атаме и есть дверь. Его давно открыли, и с тех пор он колеблется между нашим и иным мирами, туда-сюда, туда-сюда.

Я наблюдаю, как колышется влево и вправо рука Рикки.

— Но он никогда не закроется.

— Подожди минутку, — говорю я. — Все неправильно. Ведь призраки не могут вернуться назад через нож, — я смотрю на Томаса. — Не так он действует, — я поднимаю нож со стола и обратно кладу его в сумку.

Рикка наклоняется вперед и хлопает меня по плечу.

— Откуда ты знаешь, как он действует? — спрашивает она. — Но все же. Он действительно не так работает.

Теперь я начинаю понимать, что Томас имел в виду, когда говорил что она немного не в себе.

— Для этого потребуется сильная воля, — продолжает она, — и глубокая связь. Ты сказал, что нож не отправлял Анну в иной мир, но, чтобы найти тебя, она должна была об этом знать и чувствовать.

— Ее зарезали, — взволновано прерывает ее Томас, — после заклинания Чаши Ворожбы Уилл взял нож и зарезал ее, но она не умерла, не исчезла или что-то в этом роде.

Глаза Рикки снова оказываются на рюкзаке.

— Она как-то связана с ним. Для нее он как путеводная звезда, как маяк. Я не знаю, почему другие не могут следовать за ним. Это загадка даже для меня.

Есть что-то странное в том, как она смотрит на нож. Ее взгляд выглядит напряженным, но отрешенным. Раньше я не замечал, что ее глаза были наполнены нечеткими желтыми оттенками ирисов.

— Но, тетушка Рикка, даже если вы и правы, как Томасу поговорить с ней? Как ему понять, чего же она хочет?

На лице расползается широкая, сердечная улыбка. Почти радостная.

— Ты должен сыграть, чтобы стало все более понятным, — говорит она. — Должен разговаривать на языке ее проклятия. Так же, как мы, финны, всегда разговариваем с мертвыми. С помощью саамского бубна[24]. Твой дед знает, где взять один такой.

— Ты поможешь нам? — спрашиваю я. — Полагаю, для этого нам потребуется помощь финской ведьмы.

— Томаса будет достаточно — отвечает она, но он не выглядит таким уж уверенным.

— Я никогда раньше не пользовался им, — отвечает он. — Даже не знаю, с чего начинать. Было бы лучше, если бы ты помогла нам. Пожалуйста?

Когда Рикка трясет головой, на ее лице проносится тень сожаления. Она больше не смотрит ему в глаза, дыхание становится тяжелее, напряженнее. Нам следует уйти отсюда. Должно быть, все эти вопросы напрягают ее. Собственно говоря, она ответила нам на вопросы и посоветовала с чего начать. Я откидываюсь назад от стола и замечаю, как в комнате что-то определенно проносится; в тот момент я понимаю, насколько холодны мои пальцы и щеки.

Томас тихо, невнятно сыпет причинами, почему это должен быть не он, кто сможет провести ритуал и как он узнает, что делать с саамским бубном, если он ударит им по лицу и что он, в итоге, закончит свой спиритический сеанс с призраком Элвиса. Но Рикка продолжает трясти головой.

Становится холоднее. Или здесь уже было холодно, когда мы пришли. В таком старом месте, должно быть, нет хорошей системы центрального отопления. Или чтобы сэкономить деньги, она его просто отключает.

Наконец, я слышу вздох Рикки. Он не кажется раздраженным. Скорее, в голосе слышится грусть и решительность.

— Иди и возьми мой бубен, — шепчет она. — Он в моей комнате. Висит на стене к северу, — она кивает в сторону небольшого коридора.

Я вижу часть чего-то напоминающего ванную. Должно быть, спальня расположена чуть дальше. Что-то здесь не так, и все из-за того, как она смотрит на атаме.

— Спасибо, тетушка Рикка, — Томас усмехается и встает из-за стола, чтобы отправится за бубном.

Когда я замечаю ее обиженное выражение лица, то вдруг понимаю, в чем тут дело.

— Томас, не надо, — говорю я, отстраняясь от стола, но слишком поздно. Когда я добираюсь до спальни, он уже там, стоит наполовину замершим у стены в северном направлении. Бубен висит там, где и сказала Рикка, он выглядит продолговатой формы, шириной в фут и в два раза длиннее, чем туго натянутая звериная шкура. Глядя прямо на него, Рикка неподвижно сидит в своем деревянном кресле-качалке, ее кожа выглядит серой и жесткой, глаза — впалыми, а зубы выступают через слоеные губы. Она была мертва, по крайней мере, уж год точно.

— Томас, — шепчу я и тянусь ухватить его за руку. Он с криком отбрыкивается и несется стрелой прочь. Я матерюсь себе под нос, хватая бубен со стены, а затем иду за ним. Покидая дом, только теперь я заметил, как он изменился: он был весь покрыт пылью и пятнами грязи, угол дивана погрызли грызуны. Паутина не только завладела углами дома, она также свешивается с осветительной арматуры. Томас продолжает идти, пока не оказывается снаружи, во дворе. Он обхватывает голову руками.

— Эй, — мягко говорю я.