Девушка кормившая чаек (СИ)

— Что именно? Что вы ревнуете не ко мне, а друг друга?

Ральф хмыкает, не сдержавшись. Но глаза все еще колючие, недоверчивые, злые. Затаив дыхание, я жду взрыва, но взрыва нет. Ральф, убедившись, что я закончила, снова склоняется, чтобы видеть струны.

Чуть нахмурившись, застывает.

— А!.. — произносит он, словно что-то вспомнив. — Ну, да... Точно...

Его пальцы на грифе меняют положение, спускаются на несколько сантиметров ниже и он снова наигрвает какую-то мелодию, прислушиваясь к звучанию. Профиль красиво темнеет на фоне неба. Мне хочется вскочить, выхватить у него гитару и разнести ее вдрызг; о палубу. Не в силах и дальше так вот просто молчать, я срываю верх от купальника, выливаю на него половину бытылки воды и со смаком швыряю в блестящую от загара спину.

Чпяк! Мокрая ткань разбивается, как яйцо о стену. Ральф вскакивает. Гитара с грохотом приземляется на лежак.

— Прекрати это, поняла?!

— А то — что? Утопишь меня, чтобы не мешалась?

Он сужает глаза; нижняя челюсть выезжает вперед. Дыхание вырывается из груди. С хрипом, словно у стреноженной лошади. На миг мне кажется, что сейчас, рядом с гитарой, на пол упаду и я. Но Ральф опускает сжатые кулаки вдоль бедер.

— Прекрати, Верена, — он переводит дыхание и отворачивается, ухватившись руками за поручень. — Пожалуйста, я тебя прошу — прекрати.

***

Мы опускаемся одновременно — каждый на свой лежак. Не сводя глаз друг с друга, словно настороженные чайки. Но я не двигаюсь и Ральф не двигается тоже. И постепенно, дыхание возвращается в норму, а сердце прекращает гудеть от собственного стука.

— Ты сейчас не в том положении, чтобы нарываться.

— Может, как раз в положении, — возражаю я.

Ральф угрюмо сверкает в ответ зубами. Вчера он сделал вид, что напился, хотя весь вечер не подливал в бокал и зажал меня в ванной, пока остальные были в гостиной. А я не притворялась, я напилась. И я позволила ему, прикрывшись выпитым.

— Я бесплоден.

— О-о, — я почесываю затылок. — Сочувствую.

Ральф закатывает глаза и я вспоминаю вдруг: ах, ну да. Ведь он же священник. Я так привыкла мысленно снимать с него сан, что теперь это происходит автоматически. Он поджимает губы и цедит:

— Предупреждаю на случай, если ты попробуешь пристроить мне чужого ребенка...

Жестко, больно. Но я привыкла к тому, что он очень часто и очень несправедливо бьет. Я отвечаю: достойная преемница его методов:

— Думаешь, мне лучше подбросить его Филиппу?

Ральф долгим спокойным взглядом смотрит мне прямо в глаза. Меня передергивает. По коже бегут мурашки. Словно Смерть встала сзади и пальцем провела по спине. У Ральфа хищно вздрагивают ноздри. Может быть, он чует мой страх? А может быть злится. Он так изменился за эти два года, стал настолько чужим... Я больше не могу читать его, как читала раньше. Лишь смотреть, осознавая как мало могу ему предложить.

— Поговорим? Как взрослые? – говорю я. – Или будем дальше ругаться, как малолетки?

Он кивает.

— Могу я начать? По праву более взрослого?

— Да, па... — я осекаюсь: взрослые не ехидничают, когда говорят всерьез. — Да, Ральф.

— Я говорил тебе, всегда говорил, что ревнив. Помнишь? Я объяснял тебе, что Филипп – мой друг, но и мой соперник. То, что я и он делим девок, это другое. Тебя ни он, ни я делить не хотим. Меня бесит, что ты даешь ему всякий раз, когда он захочет! Бесит, что стоит ему лишь поманить пальцем, как ты бежишь к нему! И каждый раз, когда ты с ним трахаешься, меня разносит меня на части. От ревности.

Он говорил; все так. Но я никогда не воспринимала это всерьез. Ральф и ревность? Разве великим свойственны низменные чувства? Сама я не то, чтобы не ревнива... Сама я всегда отделяю секс и любовь. Подумав ночь, я успокоилась, признав за ним право трахаться с кем-то. Пусть трахается, лишь бы никого не любил.

Мысль о том, что он — мой бог и мой демон... ревнует меня, — не сразу умещается в голове. Я молчу и Ральф продолжает, сверившись с пастельными красками над нашими головами.

— Ты бегаешь, как дура от своей тени. Ругаешься со всеми из-за него. И что? Где был Филипп, пока ты плакала в текилу в том баре? Где?!

- С тобой? Когда ты велел мне отправиться на прогулку... Где все это время был ты?

- Я переваривал увиденное.

- Ты никогда не думал, что и Филипп ревнует? Я не приз, я не бог весть какая ценность. Так почему вы сцепились из-за меня?

— Действительно! — Ральф даже усмехается, оскорбленный.

— Ой, все!