Девушка кормившая чаек (СИ)

Понятно: значит сегодня она будет работать программу. Сама себе задавать вопросы и сама себе на них отвечать. Хочется пристукнуть Фуражку. Каким же мудаком надо быть, чтобы добиваться освобождения вот Этого из больницы. Незаконное удержание, — как же! Еще бы подал на Филиппа в суд за незаконное овладение своим судном. И за внешнюю привлекательность. И за высокий рост.

Коротышки имеют нечто сугубо личное против рослых мужчин. И когда им выдается возможность пройтись по чьим-либо головам, без зазрения совести это делают. Нет цены, которой нельзя бы было расплатиться за удовольствие хотя бы раз взглянуть Колоссу в лицо и со смаком в него же плюнуть.

Выудив из кармана пачку, Джессика закуривает. Она еще и курит! Глубоко затягивается, глядя прямо перед собой. Прозрачные тонкие пальцы, держащие сигарету, слегка подрагивают. Так глубоко и так быстро, что та потрескивает и обугливается, не успевая превратиться в пепел. Однако Джессика держит ее в руке так долго, что вскоре остывший серый столбик падает ей на колени и разбивается, застревая между ворсинок халата.

Словно выйдя из транса, Джессика растерянно смотрит на табачную пыль, затем на догоревшую в руке сигарету и протянув руку, придвигает к себе тяжелую пепельницу. Интересно, какой дурак решил снабдить психов такими орудиями, учитывая то, что мне только что рассказывал врач?

— Ты знаешь, что они делают это друг с другом?

Джессика достает из пачки новую сигарету. Мне хочется ее ударить. Желательно, этой тяжелой пепельницей. Просто для того, чтобы убедиться: зло — смертно.

— Я думала, они это с тобой делают, — говорю я, не сводя глаз с ее рук.

Никогда не знаешь, на что она среагирует и чем бросит. Но Джессика меня не слышит. Вещает, как телевизор.

— Гомики и есть гомики. Но Ральф хотел, чтобы я его полюбила. Смешно, да? Я — полюбила бы этого извращенца?! Я много раз говорила Ральфу, что его друг — извращенец, но он и слушать меня не хотел, — Джессика нервно тушит свою сигарету в пепельнице и тут же достает еще одну; расскурив ее добавляет. — Когда он сказал мне, что полюбил другую, я сразу поняла о ком речь. Есть только одна женщина, настолько испорченная, чтобы наслаждаться всеми этими мерзостями на пару с ним. Ты с самого детства была такой. Когда мне приходилось запрещать тебе делать все эти вещи с папочкой. Но ты все равно ему позволяла.

Ее передергивает.

— Вылизывать женщину, как кобель лижет суку и еще ждать, что нормальной женщине это понравится. Тебе — нравилось. Не удивлюсь, что этому он научился у этого... — она сжимает рот в куриную гузку, словно не в силах отыскать слова, достаточно веского, чтобы обозначить Филиппа. — Когда он сказал ему: «Видел бы ты, как ей это нравится! Рядом с ней я чувствую себя богом!». Это было так похоже на папочку. Я думала, что сойду с ума!

— Ммм, — говорю я, мысленно прикидывая расстояние от нее до ближайшегося санитара. — Слава богу, что не сошла.

— Его сердце принадлежит только мне!.. — шепчет Джессика замерев, словно прислушивается к каким-то голосам в голове, удовлетворенно кивает. — Мне одной.

В голове возникает картина, достойная кисти Босха. Женщина-мумия, словно щеночка, держит в руках пульсирующее сердце. Раньше я пыталась понять, о каком папочке она ведет речь. О своем, о моем, о чьем-то соседском... Но в ее бреде реальность перемешивалась с вымыслом, а вымысел совмещал отдельно взятые реальные лоскуты в лоскутное одеяло. Я оставила все попытки понять. И попытки ей возражать — тоже.

— А тело он то и дело жертвует другим, которые в нем нуждаются. Как Христос позволял Магдалине обмывать слезами свои ступни... Ты должна с этим смириться, Вивьен-Скарлетт.

— Зачем ты хотела видеть меня? — спрашиваю я.

Просто так. Задавать ей вопросы в такое время, все равно что разговаривать с телевизором, со стороны должно казаться, что мы беседуем.

— Чтобы все тебе объяснить, — говорит она нежно. — Маленькие девочки то и дело влюбляются в папу. Я не хочу, чтобы ты страдала. А теперь, беги поиграть, детка. Мама устала, — ее тон вдруг меняется. Становится скрипучим и злым. — Где уже этот чертов ублюдок?.. Ему давно пора быть здесь!

Она отворачивается к окну. Начинает барабанить пальцами. Я не сразу обращаю на это внимание. Задумалась о своем.

— Что насчет Филиппа? Если я останусь с Филиппом, ты будешь возражать?

— Из-за Филиппа я никогда не смогу иметь детей!.. Никогда больше! Никогда-никогда!!!

— Что?

— Меня корежит! Меня от одного только твоего голоса буквально корежит! — взрывается Джессика, вскакивая. — Ты-и — бесполезная, зажравшаяся дрянь. Бесполезная маленькая сука! Дрянь. Дрянь! Я все свои силы отдала тебе. Ты высосала меня... Я все испробовала. Ты как упырь, пытаешь отобрать у меня мою молодость... А он все равно ушел... Он уше-е-ол! Он сказал: роди мне дочь, Джесси. Роди мне дочь и я стану ее первым мужчиной!.. И я поверила. А он все равно ушел! Почему ты не сдохла, тварь? Почему не сдохла?!