Блумквист рассеянно кивнул. Катрин помолчала еще, а потом стала рассказывать, глядя на свои руки:
– Когда мне было девять лет, родители вдруг сообщили, что на целый год освобождают меня от уроков. Руководству школы они сказали, что будут заниматься со мной дома. Подозреваю, учителя выдали им кучу разных материалов, которых я в глаза не видела. Мы полетели в Индию и на Гоа. Спали в гамаках или прямо на песке. Я бегала с другими детьми, училась вырезать из дерева разные украшения, играла в футбол и волейбол, а вечерами танцевала вокруг костра. Папа играл на гитаре, мама пела. Одно время мы держали кафе в Арамболе, и я готовила и подавала чечевичную похлебку на кокосовом молоке, который мы называли «супом Катрин». Но со временем все изменилось. Все чаще в кафе появлялись совершенно голые люди со следами уколов на руках. Некоторые из них сидели за столиками в полной отключке. Другие приставали ко мне, даже лапали…
– Ужасно.
– И вот однажды, проснувшись посреди ночи, я увидела, как горят в темноте глаза матери. Она всадила в себя шприц. Папа сидел в стороне и раскачивался из стороны в сторону, бормоча что-то сонным голосом. Я сразу поняла, что теперь-то у нас начались серьезные проблемы. «Папа болен… у папы галлюцинации…» Мы все время куда-то переезжали, словно пытались таким образом убежать и от его галлюцинаций. Помню, как по многу часов я толкала перед собой тележку со сломанными колесами, груженную разным тряпьем, которым мама пыталась торговать. Потом не стало и этого, и мы налегке сели в поезд, и дальше автостопом добрались до Бенареса и Катманду, где жили на Фрик-стрит – улице хиппи. Теперь у мамы с папой был другой бизнес. Они не только употребляли героин, но и торговали им. К нам постоянно ходили люди. Я помню их умоляющие взгляды –
– И этот бездомный напомнил тебе о них.
– Я как будто снова туда вернулась.
– Прости.
– Что делать? Я давно с этим живу.
– Не знаю, станет ли тебе легче, но этот человек с Мариаторгет не был наркоманом. Он даже не принимал таблеток.
– Тем не менее выглядел, как они. С таким же отчаянием в глазах.
– Судмедэксперт полагает, что его убили, – продолжал Блумквист уже совсем другим тоном.
Он будто успел забыть ее рассказ. Катрин больно кольнуло сердце. Захотелось выйти, некоторое время побыть одной на улице. Блумквист пытался ее удержать, но как-то нерешительно. Он ушел в свои мысли.
Оглянувшись в дверях, Катрин увидела, что он снова взялся за мобильник. В этот момент ей подумалось, что совсем не обязательно выкладывать ему все. В сложившейся ситуации было бы, пожалуй, правильней попытаться самой навести ясность в этом деле.
Глава 10
Ян Бублански был из числа вечно сомневающихся. Вот и теперь раздумывал, стоит ли уходить на обед. Может, ограничиться бутербродом из автомата в коридоре или даже обойтись без него? Салат – вот самое большее, что он мог сейчас себе позволить. За время отпуска в Тель-Авиве, куда Бублански ездил с невестой Фарах Шариф, он прибавил в весе. А вот волос на макушке явно поубавилось.
Хотя какая в конце концов разница? Ян Бублански вернулся к работе и погрузился в протокол – из рук вон плохо написанный. И в результаты криминалистической экспертизы из Худдинге, проведенной на редкость непрофессионально.
Возможно, именно это и мешало ему сосредоточиться. И поэтому, когда позвонил Блумквист, Бублански искренне ему обрадовался.
– Здорово, Микаэль, я только что о тебе вспоминал.
Последнее было не совсем правдой. Бублански вспоминал скорее о Лисбет Саландер. Такое у него возникло чувство, по крайней мере.
– Как поживаешь? – продолжал комиссар.
– Отлично, несмотря ни на что.
– Ты отдыхаешь, как я слышал?
– Пытаюсь, по крайней мере.
– Плохо пытаешься, если решил позвонить мне. Дело касается твоей девушки, верно?
– Она никогда не была моей девушкой.
– Согласен. Ее вообще трудно представить чьей-нибудь девушкой. Лисбет, как падший ангел в раю – никому не служит, не принадлежит…
– Уму непостижимо, что держит тебя в полиции, Ян.
– Вот и раввин говорит, что мне пора на пенсию… Серьезно, Микаэль, есть новости от Лисбет?
– Она утверждает, что взяла отпуск и не собирается совершать глупостей. Более того, на сегодняшний день я склонен ей верить.
– Это радует. Не терплю, когда людям угрожают. Именно за это я не люблю «Свавельшё»… они преследуют ее, как я слышал?
– А кто их любит, Ян?
– Ты, конечно, знаешь, что мы предлагали ей защиту?
– Я слышал об этом.
– И о том, что она не пошла на это и с тех пор отказывается даже обсуждать этот вопрос.
– Да, но…
– Что «но»?
– Ничего… Я только хотел сказать, что не знаю никого, кто бы умел так хорошо прятаться.
– Ты имеешь в виду перехват сигнала и тому подобное?
– До сих пор мне ни разу не удавалось отследить ее через базовую станцию или IP-адрес.
– В таком случае, ждать – все, что нам остается.
– Именно это мы и делаем. Но я хотел поговорить с тобой о другом.
– Слушаю.