Но самую вопиющую публикацию Лисбет нашла в Сети – из местной газеты одного из городов в середине Швеции. Она трижды перечитала текст, прежде чем выключить компьютер и зажечь сигарету. Сев на подушку из ИКЕА в оконной нише, Лисбет растерянно скользила взглядом по ночному освещению.
Двадцатишестилетняя женщина, разыскиваемая по подозрению в трех убийствах, описывается как человек замкнутый, со странностями и трудностями еще в школе. Несмотря на многие попытки привлечь ее в коллектив, она стояла в стороне.
– У нее явно были проблемы с выбором сексуальной ориентации, – вспоминает Юханна, одна из ее немногих школьных подруг. – Довольно рано стало ясно, что она не как все, что она бисексуалка. Мы за нее беспокоились.
Дальше текст воспроизводил несколько эпизодов, которые припомнила Юханна. Лисбет нахмурилась. Сама она не могла вспомнить ни самих эпизодов, ни подружки по имени Юханна. Она вообще не могла припомнить кого-либо, кто мог считаться ее подругой и кто пытался влить ее в школьный коллектив.
Из текста было невозможно понять, когда имели место эти эпизоды, но в школу Лисбет практически перестала ходить с двенадцати лет. Это означало, что ее озабоченная подруга вскрыла ее бисексуальность совсем уж рано.
Каким бы ни был чудовищный поток идиотских текстов, появившихся за прошедшую неделю, интервью с Юханной ранило ее больше всего. Текст был явно сфабрикован. Либо репортер напоролся на патологическую нимфоманку, либо сам все выдумал. Лисбет запомнила фамилию журналиста и мысленно занесла его в список будущих объектов исследования.
Даже самые мягкие по тону и критические по отношению к обществу репортажи с заголовками типа «Общество проявило несостоятельность» или «Она никогда не получала необходимой помощи» не могли смягчить ее образ законченной преступницы – серийной убийцы, в припадке безумия уничтожившей трех уважаемых людей.
Лисбет читала разные интерпретации собственной жизни не без некоторого любопытства, но заметила, что в публичной осведомленности присутствует очевидный пробел. При всем, казалось бы, неограниченном доступе к самым засекреченным и интимным деталям ее жизни средства массовой информации полностью пропустили то, что связано со «Всей Той Жутью», случившейся с ней незадолго до того, как ей исполнилось тринадцать. Информация о ней покрывала годы от начальной школы до одиннадцатилетия, а затем начиная с пятнадцатилетия, когда ее выпустили из детской психиатрической больницы и поместили в приемную семью.
Похоже, что кто-то, имеющий отношение к полицейскому расследованию, снабжал журналистов информацией, но по какой-то причине, неясной Лисбет Саландер, решил замаскировать период, связанный со «Всей Той Жутью». Это было поразительно. Если бы полиция хотела усилить впечатление от ее склонности к применению грубого насилия, то факты того самого расследования внесли бы самый весомый вклад в ее характеристику, намного превосходя всякие детские шалости на школьном дворе. Ведь именно те факты стали непосредственной причиной ее госпитализации в больницу Святого Стефана в Уппсале.
В пасхальное воскресенье Лисбет решила, что пора разложить по полочкам полицейское расследование. Публикуемая информация помогла ей составить картину участников следственной группы. Она записала, что прокурор Экстрём возглавляет предварительное следствие и обычно ведет пресс-конференции. Но практическое руководство осуществляет инспектор криминальной полиции Ян Бублански – слегка располневший мужчина в мешковатом костюме, обычно сидящий рядом с Экстрёмом на пресс-конференциях.
Через несколько дней она услышала про Соню Мудиг, единственную в группе женщину, обнаружившую труп адвоката Бьюрмана. Еще Лисбет наткнулась на имена Ханса Фасте и Курта Свенссона, но пропустила Еркера Хольмберга, потому что он не фигурировал в репортажах. Для каждого из них она завела свой файл и стала постепенно пополнять их информацией.