Спустя три часа они уже сходили с трапа в краевом центре, городе Кубанск – или, как его велеречиво именовали местные СМИ, «южной столице России». Особо не торгуясь, подрядили частника довезти их до райцентра Казацк и сразу велели ехать в больницу.
Пока добирались – почти два часа по шоссе, – осенний денек не спеша истек. Кромешная тьма, безо всяких признаков фонарей, распростерлась над Казацком, над его улицами и центральной районной больницей.
Путниц направили в корпус, где размещалось травматологическое отделение. После отхода основных медицинских светил оставшееся здесь народонаселение – больные, медсестры, редкие дежурные эскулапы – почувствовало себя свободнее. Кто-то курил на улице, за углом – в куртках, накинутых на пижамы. В самом корпусе ковыляли по стеночке больные; пробегали деятельные и хлопотливые медсестры, к вечеру прибавляющие в важности.
За сто рублей, сунутых «в лапу», гардеробщик согласился оставить у себя не только пальто, но и пожитки женщин, снабдил их бахилами и подробнейшим образом рассказал, где находится «травма».
Нынешних провинциальных больниц ни одна из женщин раньше не видывала. Бог дал – лечились только в продвинутых столичных клиниках и за границей. Поэтому обе, что юная, что постарше, испытывали непреходящее изумление, смешанное с омерзением и шоком. От протечек с потолков лохмами свисала штукатурка. Линолеум на полу зиял дырами, в коих торчали подгнившие доски. В помещении стояла смешанная вонь от немытых тел, дезинфекции и кислых щей. Стараясь ничему не удивляться, не ужасаться и все терпеть – ради Артема, – Елена Анатольевна отыскала дежурного врача травматологического отделения.
Со снисходительной и высокомерной миной тот вышел из ординаторской к ним в коридор. Был это здоровенный детина в халате на голое тело. На жирной шее сияла золотая цепь.
– Как Кудряшов? – бросилась к нему мать.
– Состояние крайне тяжелое, – с неким даже довольством кивнул доктор. – Последствия закрытой черепно-мозговой травмы. Травматическая кома, вторая степень. По всей вероятности, субдуральная гематома головного мозга.
– Проведите меня к нему, – скомандовала мать.
Палата, где лежал Артем, словно бы сфокусировала в себе всю неприкаянность бесплатной провинциальной медицины. Начать с того, что в помещении, рассчитанном на шесть человек, две койки занимали женщины. Вдобавок лежал Кудряшов на голом матраце – постельное белье напрочь отсутствовало. Весь лоб и вся голова его были замотаны плотной белой повязкой. К руке тянулась капельница. Вид молодого человека был отсутствующим – словно одной ногой он уже шагнул туда, откуда нет возврата. И все отношение медперсонала к нему, случайному человеку безо всяких родственников или связей, словно бы говорило – или, вернее, кричало: мы за него, типа, особой ответственности не несем и уламываться ради того, чтобы он выкарабкался, не станем.
У мамы, Елены Анатольевны, подкосились ноги. Она упала сыну на грудь и зарыдала о нем, словно о покойнике.
А юная Кристина – чего от нее никто, включая ее самое, не ожидал – вдруг взяла ответственность на себя. И принялась действовать.
– Выйдем, – молвила она доктору с жирной шеей, и тот, что странно, покорно последовал за девушкой.
В коридоре, где гнусный запах, сгустившийся в палате, стал реже, Кристина прежде всего сунула в карман врачу пятитысячную бумажку. Тот, проследив за полетом красной купюры, бросил: «Это совершенно необязательно», – однако попыток вернуть банкноту не предпринял.
– Нашего больного следует перевести в отдельную палату, – не терпящим возражения голосом изрекла младшая Трипольская. – У вас ведь есть платные? И белье пусть дадут ему наконец. И вы сказали: субдуральная гематома. На основании чего диагноз? Ему делали томограмму?
– Девушка! У нас в районе томографов нет! Только в краевой больнице! Рентген показал.
– Я поняла. Как я могу его перевезти в Москву?
– Заказывайте перевозку. Конечно, за ваш счет. Удерживать не будем. Выпишем под роспись ближайших родственников. Но это все, естественно, завтра.
– Что еще я могу для него сделать?
– Все необходимое и от нас зависящее мы делаем.
– Пожалуйста, распорядитесь найти ему отдельную палату прямо сейчас, и кто-то из нас останется сегодня с ним.
– Я посмотрю, что можно сделать.
Кафе «Дельфин» располагалось на набережной – как и большинство заведений приморского поселка Каравайное. Большинство из них оказались, впрочем, закрыты. Столики убраны, витрины затянуты железными жалюзи, по бетонным площадкам свищет морской ветер. Однако искомое заведение, к счастью, работало. Больше того, пользуясь локаутом конкурентов, оно собирало все возможные сливки бархатного сезона – здесь заполнены были пять или шесть столиков и даже наигрывал что-то джазовое тапер у синтезатора, с сигареткой в зубах.