Девушка с экрана. История экстремальной любви

— За вас, Нина Александровна. Я вам буду благодарен до конца своей жизни.

— Только не выводите меня персонажем в вашем новом романе! — смеется она.

Я постепенно оттаиваю. Кругом крики, шум, веселье, тосты. Это хорошо, что они так гуляют, чувствуется общность, братство, содружество.

— Алексей, я вам должна сказать, — Нина Александровна сияет, — наше издательство никого еще так не встречало!

— Вы видите, что делает ваша книга! — шучу я.

— Я вам предсказываю: она будет бестселлером! Я тут недавно давала интервью, ну нужно все-таки говорить о новых книгах. А что говорить, когда я и половины не читаю, нет времени! Взяла вашу книгу вечером и легла с ней в кровать.

Я представил мою книгу в ее руках, касающуюся груди, ее в кровати…

— Я не спала всю ночь, пока не прочитала до конца. Не могла оторваться. И очень рада, что ее опубликовали, и я — ее издатель.

— Спасибо, весьма тронут. Ваше мнение мне весьма ценно и еще по одной важной причине…

— Знаю-знаю, в Америке издатели издают по нескольку книг одного и того же автора.

Мы смеемся.

— Ваш «Факультет» я еще не прочитала. Тут совершенное безумие творилось с этим переходом в акционерное общество. Тысячи разрешений, законов, бумаг.

— Но вам от этого лучше?

— Безусловно, мы теперь владеем зданием, техникой, складом и всем, всем, всем.

— Поздравляю!

Она внимательно смотрит на меня:

— Пятого января я устраиваю небольшой обед у себя дома в честь Нового года. И буду рада, если вы сможете приехать.

— Что с женским сердцем делает роман! Форма одежды?

— Конечно, парадная.

— Я в этот день родился. Так что буду при параде!

— Прекрасно. Заодно отпразднуем и ваш день рождения. А я обещаю в Новый год, в выходные, прочитать ваш второй роман. Сейчас его дочь читает. Посмотрим, что скажет молодое поколение.

Еще час продолжается застолье. Личный шофер издательницы «немного» пьян. Я отвожу ее домой сам, и заодно она показывает, где живет.

Квартира поэта в силу разных непонятных обстоятельств сдана с завтрашнего дня. Я должен переехать в квартиру, о которой договорилась мама, в районе «Имперфильма». Сто долларов в неделю мне кажется совсем дешево. Хотя квартира ужасная и очень запущенная. Самое страшное, что, по неведомому совпадению, она находится в том же доме, где умер мой папа. Десять лет назад…

С утра комьями валит белый снег. Снег бывает голубой, розовый, синий и так далее. Но это, если вы пациент с видениями — в психиатрической больнице. До Нового года, когда-то моего самого любимого праздника, остаются считанные дни. Я одинок так, что никогда не представлял раньше, как можно быть настолько одиноким. В девятимиллионном городе. Тоска и печаль на душе.

Я езжу по редакциям, на радио, в книжные магазины и стараюсь забыться. Жена поэта говорит, что какой-то женский голос звонил и спрашивал мой телефон.

Двадцать девятого декабря раздается звонок:

— Алеша, я хочу с тобой увидеться.

— Ни за что, — отвечаю и вешаю трубку.

Она звонит еще пять раз, пока я не соглашаюсь с ней встретиться на Воробьевых горах, у церкви.

— Нам нужно объясниться. — Она пересела из своей машины в мою.

— Вы редкая сучка! Нам не о чем объясняться.

— Я не могу избавиться от тебя, ты мое наваждение. Ты мой наркотик. Я заставляю себя не звонить и звоню.

— Это ваше личное дело.

— Конечно, тебе все равно. Тебе до лампочки, что со мной происходит, что я мучаюсь. Тебя, кроме твоих книжек, ничего не волнует.

— До аб-со-лют-ной лампочки.

— Ты неправду говоришь. Я знаю, что мой фелацио меня хочет.

— Он безмозглый. Такой же, как и вы.

— Стоит мне его коснуться, и он воспрянет и отзовется.

Она протягивает руку, не снимая кожаной перчатки. Уникальное создание. Я хочу сломать ее руку. Представляю эти прямые пальцы, с коротко подстриженными ноготками, вечно без лака, молочно-розового цвета. Подушечки пальцев, начинающие влажнеть, как только она возбуждается, при первом прикосновении, как только она касается меня или любого другого мужского…

Уже стемнело, легкий снег падает с неба. Сумерки царапаются в стекло. Я вижу, как торговцы матрешками, шкатулками, сувенирами начинают паковаться, убирая свои складные столики.

— Где ты живешь, Алеша, теперь?

— Недалеко. Это не важно.

— Важно, я хочу к тебе в гости. Я замерзла, ты всегда делаешь очень вкусный чай.

— Отступись, Арина. Мы противопоказаны друг другу.

— Ты моя любовь!..

Как патетично. Какой же тогда антоним слову «любовь»?

— Есть такая песня Лисы Стэнсфилд: «You know, baby, we drive each other crazy!»

— Что-это значит?

— «Ты знаешь, девочка (малышка), мы сводим друг друга с ума».

— Да, я сошла с ума — на почве тебя.

— Так не сходят, ты слишком меркантильная. Тебя слишком волнуют деньги, презренный металл, чтобы сойти с ума.

— Ты меня не любишь.

— Ты отбила всякую охоту во мне — к себе.

— Неправда, ты меня никогда не любил. Ты со мной просто спал.

— Я заметил, тебе это было поперек горла.

— Наоборот — в горло! Ты это потрясающе делаешь. А фелацио такой — один на свете.

Кто о чем…

— Я рад, что он пришелся тебе к бедру.

Она улыбается:

— Есть такой оборот?

— Нет. Я придумал.

— Ты не пригласишь меня на чай?

— Нет.

— Почему? Я замерзла. Ты эгоист.