Девушка у обочины

— Увидимся.

— Да нет, наверное. Но я ей передам. Хотя, ничего не обещаю.

Меня ожидает машина, которую нанял. Я забираюсь в нее и прошу отвезти меня в аэропорт «Метро». У меня есть билет первого класса на ближайший рейс в Лондон следующим днем рано утром, поэтому снимаю номер в отеле и жду.

Ночь длинная, перелет еще дольше.

Неделя съемок в Лондоне, две недели в Праге, и еще две недели в Токио - и ни звонка, ни письма, ничего.

На обратном пути в Лос-Анджелес из Токио я останавливаюсь на Манхэттене и провожу два дня, разыскивая ее. Пытаю модельные агентства, о которых слышал, но они препятствуют мне. Администратор даже не говорит, работает у них Дез или нет. Короче, я устроил сцену, и меня могли арестовать - это тупик.

Наконец, я еду домой в Лос-Анджелес и начинаю долгий, болезненный процесс, пытаясь забыть ее.

Снова.

ГЛАВА 10

ДЕЗ

— Хорошо! Хорошо! Теперь повернись в эту сторону. Замечательно. Еще раз. А теперь попробуй выглядеть равнодушной, притворись, что ты слишком важна для этого дерьма. Хорошо, отлично. Теперь отвернись и смотри на меня через плечо. Нет, не улыбайся, просто... посмотри на меня. Никакого выражения. ДА!

Фотограф извергает в режиме нон-стоп поток распоряжений, поощрений, а иногда и бессмысленную болтовню, просто слова-символы, такие как: великолепно и потрясающе.

Я стою перед кирпичной стеной на старом складе где-то на окраине нижнего Манхэттена. На мне обтягивающие джинсы и свободная блузка с глубоким вырезом. Огромный промышленный вентилятор дует слева от меня, и я выгляжу, будто обдуваемая ветром. Дюжина людей толпится за спиной фотографа - одни из них ассистенты фотографа, другие отвечают за прическу и макияж, остальные - представители различных линий одежды. И, конечно, Рошель, обаятельная красивая женщина около тридцати лет со светлыми, распущенными волосами и строгими карими глазами. Она всегда прекрасно одета, обычно в тонкие брюки черного, коричневого, темно-синего цвета или цвета хаки, и в блузки различного кроя и цвета. Рошель никогда не носит платья или юбки, и никогда не улыбается. Но она пугающе эффективно выполняет свою работу, которая заключается в том, чтобы перевозить моделей из одного места в другое, быть уверенной, что они готовы к фотосессии и что те хорошо выглядят. Поскольку большинство моделей, которых я встречала, как правило, немного... ветрены, это может быть проблемой.

Рошель также действует, в некоторых случаях, в качестве буфера между фотографом и моделью. Часть из таких людей... просто мерзкие.

Этот парень, например. Я ощущаю его пристальный взгляд через камеру, и чувствую, как он плотоядно пялится, хотя избегаю смотреть прямо на него или взаимодействовать с ним больше, чем нужно. Он немолодой и лысоватый, а волосы собраны в хвост до плеч. У него водянисто-голубые глаза и пузо. Но, видимо, он один из лучших фотографов в этом деле, и мне повезло заполучить его.

Этот мужчина заставит меня выглядеть невероятно... во всяком случае, так утверждают Рошель и Сидни.

Я поворачиваюсь, принимаю разные позы, улыбаюсь, не улыбаюсь, делаю убийственный взгляд и взгляд таинственный. Потом переодеваюсь за ширмой с помощью двух девушек не старше восемнадцати лет и экстравагантного мужчины-гея с черными волосами, седеющими на висках. Затем снова позирую, улыбаюсь и весь процесс повторяется снова. Опять переодеваюсь, и все по новому кругу. Час, другой и еще час. Я занимаюсь этим с семи утра и с тех пор успела съесть три ложки салата «Цезарь» и выпить полбутылки воды, а сейчас уже шесть вечера.

Судя по стойке с одеждой, у меня еще есть три или четыре наряда для съемок.

Я тихо вздыхаю и иду переодеваться еще раз.

Слышу, как звонит телефон Рошель, что происходит по крайней мере раз в каждые десять минут, и она утыкается в экран.

— Дез, мне нужно выйти и ответить. Ты будешь в порядке?

Поднимаю большой палец вверх, в то время как Марк стягивает с меня через голову майку, а затем набрасывает на плечи свитер с короткими рукавами на пуговицах. Я спускаю вниз джинсы и вышагиваю из них. В этот момент фотограф Людовик заходит за ширму. И изображает удивление, как будто он забыл, куда шел, но я вижу, как его оценивающие, голодные глаза обшаривают меня. Марк выгоняет его, и съемка возобновляется.

Наконец, после еще двух смен одежды я прошу перерыв.

Рошель отмахивается.

— Десять минут. Время Людовика ценится больше, чем твое, дорогая.

Да, но Людовик сидит и курит, пока я переодеваюсь и пока стилисты подправляют прическу и макияж. А я должна стоять здесь и делать, что говорят - ни присесть, ни поесть, ни попить, нет даже минутки отдышаться.

Быстро выхожу на улицу, прихватив прозрачную пластиковую коробку, в которой уже шесть часов киснет мой салат, и полупустую бутылку теплой воды. Это все, что у меня есть, пока не вернусь домой и не упаду в обморок от голода. Сажусь на перевернутый ящик из-под молока за углом и запихиваю салат в глотку.

Я чувствую его, прежде чем вижу.

— Ты здесь? Мне стало интересно, куда ты пошла.

Людовик.

Поднимаю на него глаза и натянуто улыбаюсь, надеясь, что тот уйдет.