Девушка в бегах

Меня удивляет, что это не больно. Мне почему-то казалось, что без боли тут не обойтись. Осознав это, я набираюсь смелости и отрезаю еще одну прядь, а затем следующую, продвигаясь по кругу аккуратно, насколько это возможно. Я стараюсь не смотреть на кучку волос, растущую у моих ног по мере того, как прядь за прядью падает на пол. Я не спешу, потому что не хочу выглядеть так, будто обрезала волосы в приступе внезапной бессмысленной паники, даже если это близко к истине. Наконец я зачесываю волосы вперед, так, чтобы они падали на лицо, и обрезаю их точно на уровне глаз. Металлическое щелканье ножниц словно отдается в зубах. Мне остается лишь наблюдать, как все новые пряди падают вниз.

Малькольм забирает у меня ножницы и встает позади, чтобы подровнять мне волосы на затылке. Наши взгляды встречаются в зеркале, и я отчетливо ощущаю, как близко друг к другу мы стоим. Даже закрыв глаза, я смогла бы ощутить жар, исходящий от его тела. Вздрогнув, я беру упаковку темно-коричневой краски, которую я купила.

Раньше я никогда не красила волосы – разве что декоративной краской на Хеллоуин. Трижды перечитав инструкцию, я надеваю полиэтиленовые перчатки и замешиваю краску. Затем я закрываю глаза, подношу пузырек с краской к моим волосам и сжимаю его.

Запах похож на нечто среднее между тухлыми яйцами и тухлыми яйцами, которые скрестили с содержимым мусорки, дошедшей за лето до нужной кондиции. Порез на лбу, который заходит за линию волос, горит, будто я лью на него кислоту, но я стискиваю зубы и продолжаю. Цвет получается намного темнее, чем образец на коробке – почти черный. Если бы я красила волосы для красоты, а не для маскировки, я бы расстроилась.

Теперь нужно подождать. Малькольм бреется, а я маскирую его синяки с помощью тональника. Когда мы заканчиваем, он выглядит младше девятнадцати и, пожалуй, более невинно. Когда я впервые увидела, как он вывалился из багажника, он был покрыт потом и засохшей кровью, и за предыдущие несколько дней у него отросла щетина. Он выглядел… подозрительно. Теперь он больше похож на студента университета, а не на потенциального преступника. Он выглядит как человек, который распечатывает селфи с бабушкой, потому что хочет носить в кошельке ее свежее фото.

Потому что на самом деле он такой и есть.

Я снова вспоминаю, как я с ним обращалась, и мне хочется извиниться, но слова застревают в горле, а потом я понимаю, что уже пора смывать краску. Малькольм помогает мне и с этим – помогает справиться с волосами на затылке и набирает воду в бутылку, чтобы промыть те места, куда не достает кран.

От вида темных ручейков, стекающих в раковину, меня пробирает дрожь, и я крепко зажмуриваюсь и тру волосы до тех пор, пока не стану совершенно уверена, что вся лишняя краска смыта. Каждый раз, когда я провожу пальцами по прядям, ставшим короткими, у меня начинает кружиться голова.

Меня едва не настигает инфаркт, когда я впервые вижу свое отражение в зеркале – с волосами, которые болтаются выше плеч, вместо того чтобы ниспадать на спину. По контрасту с их темным оттенком моя обычно оливковая кожа выглядит тусклой и бледной, а глаза почему-то кажутся больше. Я настороженно смотрю на девушку, которая глядит на меня из зеркала сквозь поредевшую челку. Я выгляжу так, будто от чего-то прячусь. А может быть, я просто именно так себя чувствую.

Челка слишком длинная и потому лезет в глаза, и в то же время слишком короткая, чтобы волосы можно было спрятать за уши. Они постоянно падают на лицо, так что его сложно разглядеть.

Ладно. Ладно. Это хорошо. Это ведь мне и нужно.

Вместо того чтобы побыстрее выбежать наружу, я смотрю прямо в глаза своему новому облику, подойдя настолько близко к зеркалу, насколько позволяет раковина. Это я, но не такая, какой я привыкла себя видеть. Такой я еще никогда не была.

Малькольм едва заметно кивает.

– Выглядит неплохо.

– Я себя даже не узнаю, – отвечаю я, отворачиваясь от него, чтобы надеть новую футболку и куртку. – Но, думаю, ради этого все и затевалось.

Он опускает взгляд – может быть, для того, чтобы дать мне подобие личного пространства, а может быть, потому, что это именно из-за него я больше не могу оставаться собой. В отличие от вчерашнего дня, сегодня мне больше не доставляет удовольствия огорчать его, но все же это правильное напоминание: он помогает мне не по доброте душевной, он помогает мне, потому что я поставила его в такое положение.

И мы надеемся на совершенно разный исход событий.

Не поднимая глаз, Малькольм произносит:

– Мне нужно кое-что тебе сказать. Той ночью, когда вы с мамой сбежали, я…

Бум, бум, бум!

Кто-то стучит кулаком в дверь.

– Полиция. Откройте дверь. Немедленно!

Применение силы

Мы c Малькольмом вздрагиваем от неожиданности, и я едва успеваю заметить, как он сдвигается в сторону, чтобы встать между мной и дверью.