Девушка в красном платке

И я чувствовала, как моя собственная вина волнами исходит от меня сквозь ткань черного пальто. После несчастного случая прошли недели – достаточно, чтобы мое опухшее почерневшее колено начало заживать, а кости руки снова срастаться. Вот сколько времени ушло у полиции, чтобы закончить с выяснением обстоятельств несчастного случая, чтобы допросить меня и других свидетелей и чтобы выдать заключение патологоанатома. Потеря управления при вождении в состоянии алкогольного опьянения – такой был официальный вердикт.

Несмотря на то, что я сказала полиции, как я схватилась за руль. Несмотря на то, что я знала, что убила его, когда он пытался убить меня.

На службе было достаточно скверно, хотя в церкви мать Зака, по крайней мере, поддерживала некое подобие вежливости по отношению ко мне, пусть и только для вида. Но после службы, оставшись со мной наедине в крематории, она совсем перестала притворяться. Мы сидели на жестких стульях, и после того, как гроб беззвучно уплыл, а шторки закрылись, она обернулась ко мне. Я инстинктивно протянула ей руку, надеясь, наверное, на какой-нибудь маленький знак примирения или взаимной поддержки в самом конце. Но она только посмотрела на меня с абсолютной ненавистью, жестким холодным взглядом, и отшатнулась от моего прикосновения. Я уронила руку, и она ушла, предоставив одному из сотрудников похоронного бюро помогать мне подняться на ноги и протягивать мне костыль, который помогал снять нагрузку с колена при ходьбе. Он был добр – выглядел по-отечески – и довез меня до квартиры. Помогая мне выбраться с заднего сиденья черного седана и благополучно заведя меня в дом, он потрепал меня по руке, торчащей из гипсовой повязки.

– Не беспокойся из-за нее, милая. Горе чего только не делает. Я повидал достаточно похорон, чтобы понять, что они пробуждают в людях либо их лучшие, либо их худшие качества. Всем нужно время и одиночество, чтобы погоревать.

Это был единственный миг в день похорон Зака, когда у меня на глазах выступили слезы. Несколько добрых слов от незнакомого человека были единственным утешением, которое я получила в тот день.

Несчастный случай. Давно я о нем не думала. Это удобная фраза, но я до сих пор задаюсь вопросом, насколько правильно она описывает то, что произошло. Потому что в какой-то степени это было неизбежным. Не какой-то слепой поворот судьбы, а скорее неотвратимое завершение пути, которым мы двигались с того самого дня, когда он впервые увидел меня и выбрал своей добычей.

Мы были в машине, возвращались домой с воскресного обеда у его матери. Он выпил несколько бокалов вина, как обычно, несмотря на мои встревоженные взгляды и робкое заявление, что, может быть, бокал портвейна после еды это уже чересчур.

– Чепуха, Абигейл, Зак знает, сколько ему можно. Я всегда считаю, что нет почти ничего неприятнее, чем жена, которая все время зудит, – возразила его мать, наливая ему из хрустального графина, стоявшего на блестящем буфете в столовой.

– Ты уверен, что не хочешь, чтобы я повела? – спросила я, когда мы шли к машине. Он принялся дразнить меня, ухмылялся, размахивал ключами у меня перед носом и притворялся, что пьяно шатается. – Ну, Зак, пожалуйста. Давай я сяду за руль, – сказала я настойчивее.

Ошибка.

Выражение его лица тут же стало холодным, глаза покрылись морозной корочкой. Большинство людей описывают гнев горячим и подобным огню, но гнев Зака всегда был холодным как лед.

– Садись, – бросил он злобно. – Или хочешь пойти домой пешком?

Надо было отказаться.

Надо было пойти пешком.

Надо было не возвращаться домой.

Надо было уйти от него, прямо там.

В машине он молчал. Я пыталась загладить ситуацию, успокоить его гнев, болтая о пустяках: какой приятный был обед (неправда – мы ели серый безвкусный кусок мяса с переваренными овощами); как хорошо выглядела его мать после того, как поправилась после той ужасной простуды; как погода, похоже, разгуляется на следующей неделе.

Он не отвечал. Он просто съехал с обочины и повел машину через деревню. Повел слишком быстро. Знаки ограничения скорости предупреждающе загорались, когда мы приближались к ним и пролетали мимо. Я вынула телефон проверить прогноз погоды и посмотреть, правда ли предстоящая неделя будет теплой и солнечной. Я выключала его на время обеда – формальность по сути, я никогда не ждала, что мне позвонит или напишет кто-нибудь, кроме Зака. При включении он запищал. Я бросила взгляд на экран и смахнула сообщение в сторону.

– Что, даже не скажешь от кого? – спросил Зак язвительным тоном.

– Это сообщение от одного человека из моей семинарской группы. Она просто пишет, что меня давно не было, и спрашивает, все ли у меня в порядке.

– Дай посмотреть, – сказал он, снимая левую руку с руля. Машина, которая теперь слишком быстро двигалась по петляющей дороге, немного вильнула в сторону, мотоциклист на встречной полосе мигнул фарами и сделал раздраженный жест.

– Нет, Зак, будь осторожней.

– Дай телефон, Аби, – сказал он неестественно спокойным тоном. В этот миг его голос звучал почти разумно.