Я понимал, что чем быстрее отвечу на её вопросы, тем быстрее она потеряет ко мне интерес, поэтому тянул и кривлялся до последнего.
– Официант…уффф….который тебе сказал…аааа…заплатить за меня….ааааах….я с ним, я с ним подрался.
– Господи, но почему?
– Он…он, не хотел помочь мне….аааааах….расплатиться….у меня деньги на двух кар…картах были…фуф…сказал, пусть девушка платит…э…мол, со мной сложно оплату провести. Ииии…ударил меня…ударил…когда я хотел доплатить наличными.
Она пристально смотрела на меня, потом отбросила волосы с лица, и выпалила:
– Не стал бы он тебя бить. Ты, наверняка, первый начал, а мне лапшу на уши вешаешь. Вот у тебя и рука разбита.
– Я защищался.
По её глазам было видно, что она не верила ни одному моему слову. По моим глазам было видно, что я лгу. Но она не бросила меня, и протянула руку к здоровому плечу.
– Пошли, присядем на скамейку.
Мы прошли метров пятьдесят до ближайшей остановки, где она помогла мне сесть на скамью. Затем присела на корточки, взяла мою разодранную руку и рассмотрела под уличным фонарём.
– Тебе нужно в больницу, – сообщила она.
– Я не могу, мне завтра на работу, – объявил я.
С силой она бросила мою руку мне на колено. От неожиданности удара боль показалась особенно сильной.
– Вот видишь, – объявила она, когда меня передёрнуло, и полезла в карман, – у тебя может быть перелом, и тебе нужно в больницу.
– Нет, у меня такое лицо, потому что я испугался, что ты уходишь.
Единственная хорошая реплика за вечер. Она даже заставила поднять глаза девушки от телефона.
– Просто ушиб, – увещевал я уже почти мокрыми от боли глазами, – нужно просто обработать и перебинтовать. У меня сидячая работа, я руку даже напрягать не буду.
Казалось, она озадачилась. Даже убрала в карман телефон.
– У тебя дома бинты есть?
– Нет, но сейчас зайду, куплю в аптеке.
Она помахала головой.
– Сейчас уже все аптеки закрыты. Чёрт, да ты и не перебинтуешь себя сам! Я вызову скорую.
– Нет, постой, – пытался остановить её я. – Скорая начнёт разбирательство, меня не дай бог, ещё положат…
– И правильно сделают.
– И вообще, скорая не так скоро приезжает. Я скорее кровью истеку, чем их дождусь.
Это было правдой. После удара об колено ранки вновь стали кровоточить. Даже подавленный и испуганный я понимал, что проще всего на женщину надавить кровавой жалостью.
– Ты говорила, что живёшь рядом, – осторожно начал я.
– Ооо, нет-нет-нет, ко мне нельзя, – открестилась та.
– Я только перебинтую руку и уйду, – уговаривал я, – я не собираюсь у тебя ночевать.
– Ко мне нельзяяя! – чуть ли не прокричала она. – Жди скорую.
– Я уйду на следующую остановку, если ты её вызовешь. Мне не нужны проблемы. Или пойду за тобой, когда ты отправишься домой.
– Я вызову полицию!
– Тогда у нас обоих будут проблемы.
– Ну, и поделом мне, дуре!
Минут десять мы спорили, пока я не победил в споре, однако она сумела меня задеть.
– Посмотри на меня! Я идеально красива этим вечером. Специально для тебя! Зачем ты превратил отличный вечер во всё это? Зачем врать, притворяться?!
– Я думала ты другой. А ты всего лишь наивный мальчик, у которого в жизни всё хорошо. Захотел – ударил официанта, захотел – обманул девушку. Ты делаешь только то, что тебе нравится, да?
Она плакала, указывая удаляющимися каблуками мне путь. Я, спрятав руки в карманы, шёл за ней следом. Была уже ночь, и поднялся сильный ветер, но холоднее всего было внутри груди. Мы шли по набережной, а река волновалась где-то там внизу. Ни людей, ни машин, только один раз нам попалась хохочущая парочка, садящаяся в такси. Когда мы проходили мимо, Нина посмотрела на них сквозь слёзы и сглотнула. Больше я не решался положить ей руку на плечо.
Иногда она смеялась и называла себя дурой, и я понимал, что довёл её до истерики. Я понимал, что она перебарывает себя, что ставит заботу выше ненависти, выше своего желания. Она могла бы бросить меня на этой скамье, могла заказать такси, могла купить минералки и туалетной бумаги и швырнуть мне в лицо, мол, на, обрабатывай. Но она сквозь слёзы тащила меня к себе домой. От осознания её жертвы и своего скотства мне становилось тошно, но в то же время я погружался в какую-то щемящую душу меланхолию, которая словно затягивала поры моей сухой потрескавшейся повседневности.
Ситуация, происходящая между нами, мнилась мне такой ненормально прекрасной, словно одни милые животные поедали других милых животных, казалась причудливой гармонией природы, невообразимо печальной и необъятно просторной. Это была жизнь, полная чувств и необъяснимости материй, жизнь, сводящая с ума, и наводящая на мысль, безжалостная и беспомощная, единственная жизнь, дарованная без исключения каждому. Жизнь, именованная случаем.
– Веди себя прилично, – пригрозила она мне, сжав здоровую руку.