Девушка в цепях

От столь неожиданного признания слегка загорелись щеки. Возможно, потому, что сейчас он смотрел на меня совсем не как на младшую сестренку или воспитанницу леди Ребекки. Его взгляд скользнул по моему лицу, и мне захотелось поправить выпущенный из прически локон.

Дурацкая привычка!

В ту минуту, когда я об этом подумала, Ирвин дотянулся и заправил прядку мне за ухо. И тут же поспешно убрал руку.

– Зато в воскресенье времени у нас будет предостаточно, – произнес он. – И я наконец-то отдам тебе подарок.

– Подарок?! Ты привез мне подарок?! Из Рихаттии?

– Ни слова больше. Все узнаешь в воскресенье.

– Ирвин! Это нечестно!

В ответ он только заговорщицки улыбнулся и поцеловал мне руки. Сначала одну, затем другую. Я смотрела ему в глаза, как во сне, вот только сейчас хотелось прыгать от счастья. Всевидящий, как мне вообще такое могло присниться? Это не сон, это бред какой-то, дурное наваждение, кошмар! Как и все, что было помимо…

– Очень трогательно, – знакомая насмешка ударила в спину.

Я глубоко вздохнула и медленно обернулась.

Что ни говори, а некоторые кошмары имеют обыкновение оживать.

– Вы что-то хотели? – тон Ирвина стал жестким.

Орман шагнул ближе и остановился напротив него: Ирвин был выше его на голову, но это преимущество терялось под ледяным давящим взглядом. Затянутая в перчатку рука обманчиво-спокойно сжимала набалдашник трости.

– Всего лишь переговорить с мисс Руа. О нашем деловом соглашении.

Желудок скрутило: совсем как в детстве, под взглядом отца леди Ребекки или гувернантки, что доставала розги.

– Шарлотта? – Ирвин взглянул на меня.

– Все в порядке, – выдавила через силу и даже улыбнулась. Надеюсь, получилось. – Это связано с размещением картины, месье Орман занимается… некоторыми вопросами.

Орман слегка наклонил голову, насмешливо глядя на меня, а Ирвин нехотя отпустил мои руки.

– До встречи в воскресенье, Шарлотта.

– До встречи.

Я смотрела ему вслед, пока он поднимался по лестнице, а после снова повернулась к Орману.

– Вы не могли подождать?

– С какой стати? Мне было скучно.

Последнее он произнес так, словно я была для него развлечением.

– Ценителю искусства стало скучно среди картин?

– Я обошел всю выставку и не нашел здесь ничего интересного. Кроме нее, – он тростью указал на «Девушку», – и, разумеется, вас.

– Может, вам стоить проверить зрение? Здесь множество прекрасных работ.

– Снова дерзите, мисс Руа? Как думаете, захочет он с вами знаться, если узнает о нашем договоре?

Внутри все похолодело.

– Вы этого не сделаете.

– Вы так считаете?

Орман был выше меня на голову: должно быть, из-за этого создавалось чувство, что смотрит он надо мной. Не сквозь, как случалось в разговоре с графом Вудвордом или владельцами художественных галерей, а именно над. Это было странное ощущение, ледяное, как кардонийская сталь, и сам он был как кардонийская сталь при дорогой рукоятке и ножнах. Не нужно было особо присматриваться, чтобы понять, что его одежда стоит целое состояние. От шейного платка, скрепленного булавкой, до начищенных до блеска ботинок.

– Вы дали мне слово.

– Разумеется. Мы договорились, что я напишу вас обнаженной, мисс Руа. Чем с большим удовольствием займусь в самое ближайшее время. Скажем, в воскресенье.

– Нет! – выдохнула я.

– Нет?

По тонким губам скользнула едва уловимая тень холодной насмешки. Всевидящий, как я вообще могла подумать, что этот мужчина способен на улыбку?! Что он вообще способен на что-то хорошее?!

– В воскресенье, мисс Руа. В двенадцать. Жду вас у себя по этому адресу. – Мне в ладонь лег картонный прямоугольник.

– Только не в воскресенье, – сдавила злосчастную карточку в руке, чувствуя, как бешено колотится сердце. – Вы же слышали, у меня назначена встреча.

– Которую вам придется перенести.

– Назначьте любой другой день, месье Орман, – вскинула голову, с вызовом глядя на него. – В воскресенье я не приду.

– Значит приползете.

От того, как это было сказано, по коже прошел мороз. Прежде чем я успела ответить, он развернулся и направился к лестнице. Прямой, как выхваченная из ножен сталь, и равнодушный ко всему, что осталось за спиной.

Прямой?

Я смотрела на него, не в силах поверить глазам. Орман не только не опирался на трость, скорее, перехватил ее как оружие: большой палец на набалдашнике, остальные сжимают шафт с такой силой, что тот чудом остается цел. Представить этого мужчину сутулящимся или прихрамывающим было решительно невозможно. Равно как и…

Мужчину из моего сна.

12

Я сидела на подоконнике и грызла карандаш. Вредная привычка, за которую меня постоянно стыдили, но сейчас стыдить было некому. Разве что мисс Дженни, и та спала, уютно свернувшись клубочком на тахте. А я рисовала. Рисовала несмотря на то, что было уже далеко за полночь – с выставки вернулась поздно. Рисовала, подтащив поближе лампу-артефакт (на нее уходила приличная часть жалованья, но художнице без такой лампы никуда). Рисовала, вытягивая образ из глубин сознания по чертам.