Ее ладонь раскрыла меня. Затем ее ладонь стала крылом. Затем я вся стала крылом, одним крылом, а Робин стала другим – мы были птицей. Мы были птицей, которая умела петь Моцарта. Я узнала эту музыку, она была глубокой и при этом легкой. Потом она превратилась в музыку, которой я никогда раньше не слыхала, такую новую для меня, что я поднялась в воздух, я была всего лишь нотами, которые играла Робин, и они висели в воздухе. Потом я увидела ее улыбку так близко возле глаз, что не видно было ничего, кроме улыбки, и в голову пришла мысль, что я никогда раньше не попадала внутрь улыбки: кто бы мог предположить, что находиться внутри улыбки – это так по-древнему и в то же время так современно? Прекрасная голова опустилась к моей груди, Робин куснула меня всего один раз, она соснула сосок, как это сделал бы лисенок, мы спустились, недаром же ее называют землей: она была суглинистой, она была доброй, она была тем, что подразумевают под словом «добрый», она была земной, она была тем, что подразумевают под словом «земной», она была подземельем всего, той почвой, что все очищает. Это язык Робин? Это то, что подразумевают под языками пламени? Я плавилась? Я расплавлюсь? Я золото? Я магний? Все мои внутренности заполнены соленой морской водой со своим собственным разумом, я какой-то источник, я сила воды, точащей камень? Я была вполне твердой, а потом я была мышцей, была змеей, превратилась из камня в змею за три простых шага: камень знамя змея, потом я была деревом c узловатыми почками на ветвях, и чем были эти войлочные почки – оленьими рогами? Неужели у нас обеих выросли рога? Весь мой лоб порос мехом? И у нас была одинаковая шкура? Наши ладони стали черными блестящими копытами? Мы брыкались? Нас кусали? Мы до смерти сцепились друг с другом головами? Пока не расцепимся? Я была она была он был мы были девушкой и девушкой, и парнем и парнем, мы были лезвиями, были ножом, способным разрезать миф, были двумя ножами, брошенными фокусником, были стрелами, пущенными божеством, мы попали в сердце, мы попали в точку, мы были рыбьим хвостом были кошачьим смрадом были птичьим клювом были пером преодолевшим гравитацию были высоко над любым ландшафтом затем глубоко в фиолетовом тумане вереска брели в сумерках в дерзком нескончаемом обрывке идеального шотландского джигующего рилящего рила неужели мы на такое способны? Так быстро? Так высоко? Так весело? Снова и снова? Еще на деление выше? Ух! Идеальное, как в пазле, совпадение выступа с выемкой, вершины холма с небом – это был чертополох? Я была всего лишь травой, клочком жесткой травы? Этот невероятный цвет исходил от меня? Блестящие головки… чего? Лютиков? Ведь их аромат, деревенский и утонченный, проникал мне в голову и выходил из глаз, из ушей, изо рта, из носа, я была ароматом, который мог видеть, я была глазами, которые могли различать вкус, я любила масло. Я любила все. Подержи у себя под подбородком что угодно![35] Я стала всеми своими чувствами, собранными вместе на булавочной головке, – это был ангел, который умел пользоваться руками вот так, как крыльями?
Мы были всем этим примерно минут десять. Фух. Птица, песня, полость рта, лиса, земля, все стихии, минералы, водное сооружение, камень, змея, дерево, какой-то чертополох, несколько цветов, стрелы, оба гендера, совершенно новый гендер, совсем никакого гендера и бог знает сколько еще всего, включая парочку дерущихся оленей.
Я встала, чтобы принести воды и, пока стояла на кухне в свете раннего утра, набирая воду из крана, смотрела на холмы на окраине города, на деревья на холмах, на кусты во дворе, на птиц, на новенькие листочки на ветке, на кота на заборе, на доски, из которых забор был сделан, и подумала: а вдруг все, что я увидела, возможно, каждый ландшафт, на который я мельком взглянула, был результатом экстаза, о котором мы даже не догадывались, акта любви, совершенного на медленной, но постоянной скорости, так что мы заблуждаемся, считая это просто будничной действительностью.
Потом я подумала: а зачем вообще кому-то стоять посреди мира, словно в изобильном средоточии Висячих садов Вавилона, но при этом сидеть внутри крошечного беленого параллелепипеда размером с место на парковке, отказываясь выйти оттуда, тогда как вокруг тебя – целый мир, прекрасный, разнообразный, поджидающий?
Они
(Здесь в Англии все такое английское)
Всю дорогу первым классом. Когда мы отправились, я была единственным пассажиром в вагоне «J». Я! Целый вагон в моем распоряжении! Неплохо устроилась (и этот поезд становился все более английским, чем дальше мы продвигались на юг. В Ньюкасле обслуживающий персонал, готовящий кофе, превратился в англичан. И голос проводника из репродукторов в Ньюкасле тоже превратился в английский, и потом я словно пересела на совершенно другой поезд, хотя даже не сдвинулась со своего места, а люди, садившиеся и занимавшие другие места вокруг меня, все были такие английские, и когда мы добрались до Йорка, это уже был словно другой)
АЙ. Ой, простите!
(В Англии люди просто прут на тебя и даже не извиняются.)