Девушка за спиной

Шампанское успело остыть, и вспенились только бокалы, скатерть осталась сухой. Я чокнулся с ними и вспомнил, как мы пили из горлышка в школьном туалете красное игристое. Нам передали его через форточку. Мы боялись, что военрук нас увидит, и возбуждение помогло нам опьянеть быстрее.

Звонок звенел, дверь хлопала. Стол заполнялся. Миша ждал. Ну и я вместе с ним.

Под Боярского я танцевал часто, а вот под Киркорова в первый раз.

А что делать? Пришла одноклассница, в школе – вылитый крокодил, а сейчас просто молодец девка. Деньги делают чудеса, если попадают в хорошие руки. Прическа, фигура, одежда.

Я прижал ее посильнее в самом романтическом месте песни, она не возражала. Даже наоборот, сжала мою руку.

Я танцевал и смотрел на Мишку. Он сидел на диване и вроде бы разговаривал с ребятами, но я видел, что он ждет.

Танец кончился. Я отвел одноклассницу в тот угол, откуда ее похитил и пришел к другу.

– Пошли покурим? – предложил он.

На лестнице уже дымили ребята. Нам обрадовались. Захотели обняться. Я аккуратно уклонился и достал сигариллу из протянутой пачки. И пошел вниз, чтобы остаться на улице вдвоем с другом.

Миша выходил из подъезда, а она заходила. Они столкнулись, как в кино.

– Привет, – сказала она. – Что, уже уходите?

Он молчал. Я тоже, разглядывая ее.

– Какой ты стал… Я тебя по телевизору видела. – И ушла. Не сказав ни слова – ни ему, ни о нем.

Миша выкурил сигариллу большими затяжками, отшвырнул окурок в снег.

– Не сдавайся, – сказал я. – Закрой давний вопрос – и все, можем уйти. Потанцуешь разок – и долой проклятье.

И мы вернулись.

– Ну как? – спросил я.

Глаза у него были закрыты. Только что пел Никольский, я так давно не слышал его песен. «Надо скачать и включать в машине, только обязательно вечером», сказал я себе.

– Мне кажется, я опять влюблен.

Голос у него был хриплым.

– Романтик, – снисходительно, но по-доброму сказал я. – Придумал себе любовь, чтобы в жизни было хоть какое-то страдание.

Миша ушел от жены, но они еще не развелись. Жил один в огромной квартире.

– Я ее спросил, почему она двадцать лет назад отказала мне в танце на выпускном, – сказал он. – И знаешь, что она ответила?

– Я не верю, – сказал я. – Женщина не может двадцать лет помнить такую фигню.

Он взял меня за плечи. Смотрел прямо в глаза.

– Она хотела в туалет в ту минуту. Так, что не могла танцевать. И все ждала потом, что я ее еще раз приглашу. А я ушел.

Я поверил. Потому что в семнадцать лет признаться в такой момент, что хочешь в туалет, – невозможно.

– Поехали ко мне, – сказал он. – Втроем. Потом свалишь.

– Я сразу свалю, – пообещал я. – Довезу вас и домой.

Я заснул на диване. Читал и вырубился. Солженицын на меня всегда действует именно так.

– Алло, – сказал я, подхватывая выпадавшую трубку.

– Срочно приезжай, срочно! – Миша был в панике.

Я плеснул в лицо ледяной водой, накинул куртку и пошел вниз, не дожидаясь лифта.

Все пытался отгадать – что случилось.

Она лежала на диване. Голая по пояс. У него руки были вдеты только в рукава рубашки и только.

– Ты не успел раздеться или одеться? – спросил я.

Девушка была жива, дышала глубоко. Лежала и спала, не обращая на нас никакого внимания.

– Пили чай, – сказал он. – Она в туалет пошла.

– Я смотрю, у нее в общении с тобой ничего не меняется, – подытожил я.

Он посмотрел на меня непонимающе.

– Я думаю: она ведь сейчас может уйти. Просто скажет: знаешь, мне пора – и уйдет.

Я посмотрел на запястье. Второй час ночи.

– Девушки в это время или не приходят, – сказал я, – или не уходят.

– Я понял, что хочу, чтобы осталась.

– И что?

Миша подошел к кухне, открыл дверцу и что-то достал из мусорного ведра. Протянул мне. Я прочел вслух: «Возбуждающие капли для женщин» – и посмотрел на него с удивлением.

– Налил побольше, – сказал он. – Для верности. Пошли в комнату, я ее начал целовать – и всё, она отрубилась.

Я постучал себя по лбу и достал телефон.

– Пульс ровный, – сказал врач. – Пусть спит, не тревожьте. Если что – звоните. – Остановился в дверях и хмыкнул: – Первый случай на моей памяти. Может, устала, может, в сочетании с алкоголем.

Мы закрыли за ним дверь.

– Ну звони, если что, – сказал я.

Я вглядывался в его лицо и все гадал: что было утром, когда она проснулась?

– Знаешь, – сказал он мечтательно, – а жизнь интересная штука.

Я фыркнул. И не удержался от вопроса.

– Да? Или нет?

– А как ты думаешь?

Я не знал. Но он был удивительно спокоен. И я рискнул:

– Нет.

– Правильно. А знаешь почему?

Я догадывался, но хотел услышать его.

– Феромоны эти… Я лежал всю ночь рядом, неудобно, конечно, – диван не самый широкий. Но кайфовал, волосы ее гладил, слушал, как дышит – и все вспоминал себя, ее, школу.

Я понимал, что он хочет сказать.

– Я бы мог утром попытаться, но потом себя все время спрашивал – это я или феромоны? Она проснулась, сначала не поняла, где она. Потом спросила: у нас было что-то?

– А ты? – спросил я.

– Я сказал как есть – что нет.

Я был за него рад. Сам не зная почему. Наверное, все дело было в его интонации.

– А она?

– Умылась, оделась и ушла.

Миша не грустил. И не переживал, странное дело.