Девушки

Заметив в стороне бригаду техника Маши Козловой, Ольга повернула на ее участок. Эту девушку она хорошо знала, уважала ее за упорную настойчивость и любовь к своему делу. Маша Козлова нянчила меньших сестренок и братишек, а потом, когда ей исполнилось шестнадцать лет, отправилась с другими девушками на болото. Она много работала, читала книги, изучала торфяное дело, но всегда вставала раньше всех девушек своей бригады и уходила в поле. Нил Иванович, видя ее упорство и честность в работе, назначил ее техником. В какой бы из бригад Козлова не была техником, все они выполняли и перевыполняли план выработки торфа. Все девушки, за исключением лодырей, уважали и любили Козлову, говорили про нее: «Маша у нас старательная и справедливая. Она все сделает для нас, чтобы мы работали хорошо».

Козлова была проста, душевна в обращении с девушками. Эта ее простота и задушевность заставляли иногда задумываться даже лентяек, и они начинали вырабатывать нормы. Кроме всего этого, Козлова заступалась за своих девушек перед Волдыриным, который часто несправедливо нападал на торфяниц.

Хорошим техником, конечно, девушка стала не сразу: она четыре сезона проработала простой торфяницей, два сезона — техником. Но за эти годы она очень выросла на торфу, знала все процессы его добычи назубок. От ее глаз никогда не ускользали промахи торфяниц, нерадение к делу. Карты поля были как бы родным домом для Козловой, и в этом доме был образцовый порядок. Ольга каждый раз любовалась работой Маши, ставила ее в пример другим техникам.

Козлова стояла с девушкой у канавы. Девушка цапкой вытаскивала из воды пни и куски торфа. За разговором они не заметили, как к ним подошла Ольга.

— Что ты заставляешь меня таскать пни? Не я навалила их в канаву.

— Валька, не ври! Я сама видела, как ты шла с корзиной по бровке, споткнулась и куски упали из корзины в воду. Пеньки со зла ногой сбросила. Вытаскивай без разговору и больше не ври мне! Запомни это, ежели хочешь работать у меня!

Козлова шагнула навстречу ей, и они пошли по бровке. Ольга смотрела на карту, с которой убирали торф, на растущие штабеля. Вдруг Козлова метнулась в сторону. Ольга остановилась.

— Не рой яму, не рой! Это не канава, а бровка. Настил зачем раскапываешь? Вот так надо работать. — Маша выхватила у торфяницы лопату и, наклонясь, ловко и быстро насыпала бровку, не делая ямок в земле. — Поняла, как надо?

— Поняла, — ответила девушка.

В следующую минуту Козлова уже бежала через карту к торфяницам, работающим на змейках. Она еще издали заметила, что новички плохо кладут куски торфа в змейки. И вскоре до слуха Ольги донесся ее мягкий голос:

— Вот как, милая, надо работать!

Видя, что Козлова задержалась на змейках, Ольга приветливо махнула ей рукой и зашагала дальше. Шел третий час дня, а она с пяти часов утра в поле, изрядно проголодалась и устала от ходьбы по картам своего поля, от разговоров с торфяницами, техниками и бригадирами, да и от невыносимой жары. Временами, когда она была одна в пути, ее клонило ко сну.

Ольга шла по хорошо протоптанной тропке, бежавшей вдоль валовой канавы. По обочинам росла буйная ярко-зеленая трава, пестревшая то бело-желтыми цветами ромашки, то синими колокольчиками, то золотистой сурепкой, то малиновыми шарами клевера. Местами трава была до того густа и высока, что тропа терялась в ней. Ольга шагала прямо, и трава шумела под ногами. Пыльца золотистой дымкой садилась на сапоги. Из-под ног прыгали кузнечики, разноцветные бабочки огоньками мелькали впереди. Изредка из зарослей канав выпархивали дикие утки. Пахло мятой, цветами, пряно-горьковатой сыростью. Ольга сорвала несколько колокольчиков и вспомнила Павлова.

Думая то о Павлове, который вот уже больше двух недель не показывался на участке, то о своей работе, большой и ответственной, Ольга не заметила, как подошла к узкоколейке, по которой только что, лязгая буферами, пробежал поезд. Позади него в нескольких местах от упавших из трубы паровоза искр задымился торф. Ольга увидела, как сидевшие на насыпи женщины быстро побежали к очагам пожара. Они в одно мгновение погасили огонь. Женщины эти были специально для того и расставлены вдоль полотна железной дороги, чтобы охранять торф от паровозных искр.

Ольга вышла на железную дорогу почти у самого поселка. В одном водоеме купались мальчишки. Они так шумели и возились в нем, что коричневая вода бурлила и сверкала гребнями желтой пены, летели фонтаны брызг. Плававшие здесь же утки и гуси громко крякали, хлопая крыльями по воде.

Ольга невольно остановилась. Вспомнилось детство, купанье в Оке, шалости и озорство. Поглядев на ребятишек, она покачала головой и пошла дальше. У разрушенного штабеля, верхушка которого кой-где покрылась бурьяном и молоденькими осинками и березками, на куче сухого торфа сидела девушка. Она тихо плакала.

Ольга подошла к ней.

— Зина, что делаешь тут? — спросила она. — Отчего плачешь?

Девушка вздрогнула, вытерла ладонью серые с голубинкой глаза и проговорила:

— А как же не плакать-то? В конторе ведь рассчитали меня и велят домой ехать.