Девушки

— Уж будьте так добры, порадейте Вареньке, а я и старик отблагодарим… — Смахнув загорелой рукой слезинки со щек, она вышла в сенцы и тут же вернулась с бутылкой водки.

Иван Павлович вошел в избу, снял полушубок и присел к столу.

— А ты, моя старушка, как вижу, бал хочешь устроить!

— Не бал, а просто желаю угостить доброго человека, — смутившись, ответила Анисья Яковлевна мужу. — Да и тебе немножко поднесу.

— Приятно говоришь, Анисьюшка. Теперь сдаюсь. Кутнем немножко во славу побед нашего народа!

Пока Анисья Яковлевна ходила в подвал за закуской, Иван Павлович откупорил бутылку, нарезал хлеба, достал из шкафа граненые стаканчики и поставил их на стол. Хозяйка принесла шинкованной капусты, соленых огурцов, помидоров и большой кусок ветчины. Все это разложила по тарелкам и подала на стол.

— Закуска высший сорт, мировая! — похвалил Волдырин. — При таком закусоне и мараться нечего одной рюмкой. Не посрамим его! Хе-хе!

Иван Павлович взял бутылку и наполнил водкой стаканчики.

Лучи солнца скользнули по завалинке, влетели в окна и зайчиками заискрились по столу, по чистым желтым, как воск, сосновым стенам. В самоваре Петр Глебович увидел свое лицо, не продолговатое, а уродливо толстое и красное, с пунцовым носом, похожим на морковь; пухлые, как сосиски, губы то вытягивались, то сжимались. Он сердито фыркнул и попросил Анисью Яковлевну убрать самовар со стола, пояснив:

— Чай не буду пить, благодарю… Его заменит водка…

Когда самовар был вынесен на кухню, Волдырин облегченно вздохнул. «Вот так куда лучше, без самовара… Пусть он там, на кухне, черту или таракану морду уродует!»

Волдырин пил и ел много, но не пьянел. Анисья Яковлевна вторично ходила в подпол за капустой, наполнила ею уже не тарелку, а целое блюдо. «Пусть лопает, — сказала она себе, — лишь бы Вареньку поставил на легкую работу».

Иван Павлович тоже изрядно выпил и запьянел. Свесив тяжелую голову, он мрачно смотрел на тарелку с зеленовато-серыми помидорами и вдруг спросил:

— А вы что же, начальник девичий, помидоры не кушаете? Не нравятся, а? Все больше на капусту и антоновку налегаете, да еще на ветчину! Вижу, что вы большой сластена!

— Хе-хе! — рассыпал смешок Волдырин. — Хе-хе!

Он поднял стаканчик, выплеснул его содержимое себе в рот и снова набросился на ветчину и на шинкованную капусту. Ел вербовщик быстро, с громким чавканьем, один раз не удержался — рыгнул и матюкнулся. Анисья Яковлевна нахмурилась и отвернулась от гостя. Иван Павлович приподнял левую бровь, твердо сказал:

— Пейте, Петр Глебович, но ума не теряйте! В моем доме стены никогда не слыхали скверных слов. Запомните это! Если выразитесь еще, то не пеняйте на меня: возьму за шиворот — и, как муху, за порог… Не погляжу, что вы большой начальник на болоте.

Иван Павлович замолчал, ниже свесил кудрявую голову. Его широкие плечи свидетельствовали о великой в нем силе, крупные черты лица и изрезанный морщинами лоб говорили об уме и благородстве. Поняв своим пьяным и хитрым умишком, что отец Вари не бросает слов на ветер, Волдырин решил загладить неприятное впечатление. Он поднял стаканчик и, сверкнув белесыми стекляшками глаз, сказал:

— Еще раз, мамаша, за ваше здоровье! — и опрокинул водку в рот.

— Что ж, начальник, пить за мое здоровье? Теперь пейте и кушайте за свое, — скупо улыбнулась Анисья Яковлевна. — Вы угощайтесь, а мне недосуг, пойду к Буренке. — Она поклонилась и вышла.

Когда за нею хлопнула сенная дверь, Иван Павлович схватил бутылку, налил водки в стаканчик и выпил. Потом опять наполнил стаканчик и выпил. Вздохнул и широкой, как лопата, ладонью вытер губы и бороду, зацепил вилкой половинку яблока и положил в рот.

— Это хорошо, что нагоняете меня, — похвалил Волдырин. — Люблю таких, которые мастерски пьют. Хватите еще четыре, Иван Павловичей я пойду в ногу с вами. Хе-хе!

— Папа, — сказала ласково, но с беспокойством Варя из комнатушки, — не пей больше. Ты и так… без мамы…

— Доченька… — отозвался отец и осекся; тряхнув седыми кудрями, он поднялся из-за стола, шагнул к дочери и открыл дверь. — Не стану, хорошая. Пойду помогу матери…

Надев полушубок и малахай, припадая на деревянную ногу, вышел.

Петр Глебович налил себе еще стаканчик, выпил и закусил розовым ломтиком ветчины. Жуя и чавкая, он встал, пригладил волосы на висках, прошелся по зальцу, заглянул в двери комнатушки. Варя стояла спиной к нему, разбирала белье.

«Не слышит, — решил Волдырин, — а может, и слышит, но не желает оглянуться, поглядеть на своего начальника». Он набрался храбрости, переступил порог и положил руку на плечо Вари.

Девушка обернулась и резко сбросила его руку.

— Вы что? — сказала она сухо, и ее насмешливые ледяные глаза остановились на нем. — Что нужно от меня? Идите и допивайте свою водку!

— Варенька, вы знаете, кто я? — отступив от нее, начал Волдырин. — Я могу все сделать для вас, так как глубоко уважаю ваших родителей. Я хозяин на поле…