Девушки

— Совершенно правильный вопрос! Я непьющий человек. Ничего такого, как в прошлый раз, не случалось со мной. Просто по молодости не рассчитал на вечеринке своих сил, а друзья Волдырина пристали ко мне: пей да пей! Вот и вышла такая гадость. Надеюсь, что вы, выслушав мое объяснение, не будете сердиться?

— Меня учили судить о людях не по словам, а по делам. До свидания! — бросила Соня, не подавая руки, и быстро пошла к своему бараку.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Соня проснулась, умылась и ждала Аржанова, изредка бросая взгляды на дверь. Девушки-техники, жившие с нею в комнате, уже вышли на улицу.

«Да придет ли этот парень за мной? — думала с беспокойством Соня. — Просто вчера натрепал языком».

Она прошла к вешалке, сняла берет, но не успела надеть его, как распахнулась дверь и в комнату вбежал Аржанов. Он развязно поздоровался с Соней, поставил на пол, к ее ногам, новые резиновые сапоги и протянул спецовку.

— Выбирал на глаз… Кажется, сапоги все же велики вам. А спецовка? Да все равно меньше этих нету! Из старых, ношеных не хотелось брать. Все они, скажу вам, дрянь! Одевайтесь и идемте!

Соня надела сапоги и спецовку. Сапоги были немножко велики, а спецовка длинна. В жестком брезентовом комбинезоне она почувствовала себя неудобно, словно попала в жестяной футляр.

— Вот вы и настоящая торфяница, — улыбнулся Аржанов, приглядываясь к ней.

Соня не ответила. Поправив на голове берет, она вышла из барака. Аржанов последовал за нею.

Солнце только что поднялось. Улица была запружена торфяницами.

Соня и Аржанов вошли в этот поток. В одних бригадах девушки шагали весело, с песнями. В других шли вяло, с сонными лицами и припухшими от сна глазами, — многим хотелось еще поспать, понежиться в постелях. Всматриваясь в их фигуры, Соня подумала: «Видно, и я в своем наряде так же нескладна, как они».

Бригады расходились все дальше и дальше друг от друга, шли на свои участки. День обещал быть теплым. Небо ясное. В его синеве ни облачка. Там только жаворонки радостно пели свой гимн весне, зазеленевшей земле. Да черным пятном, как бы попав в воздушный водоворот, кружился на одном месте ястребок. Кое-где над равниной, уходившей к сизо-мглистому горизонту, передвигались облачка тумана; они застревали на бровках, в кустах осинника и медленно таяли.

«Как гуси, — следя за клочьями тумана, подумала Соня, и захотелось ей покликать: — Тега, тега!»

Направо — дремучий лес волнистыми выступами уходил вдаль и терялся в прозрачно-сереющей дымке. Аржанов шел возле девушки и не нарушал ее задумчивого молчания.

Из-за бараков показались самолеты и, поблескивая крыльями, с ревом пронеслись над болотом. Соня пристально поглядела на них, улыбнулась и вспомнила Алешу.

«И он летает на таком соколе. Где он теперь? Вспоминает ли?» Соня улыбнулась и пошла быстрее.

— Соня, правда, хорошее утро? — как бы угадывая мысли девушки, нарушил молчание Аржанов.

— Да, хорошее, — пожалев, что идет не одна, отозвалась Соня. — Скоро придем на место работы?

— Через полчаса, — ответил Аржанов и бросил взгляд на девушку.

Ее смуглое лицо было спокойно, и черные глаза ничего не выражали. «Да, эта девчонка, черт возьми, умеет себя держать».

Подошли к узкоколейке. Справа, на горизонте, взвился беловатый клуб дыма — это в сторону Шатурской электростанции мчался поезд. Машинист еще издали стал давать пронзительные предупредительные гудки. Они отрывисто ухали над равниной. Где-то вдали откликалось им эхо. Торфяницы остановились. Вот уже близко поезд, дымок клубами вылетал из его трубы и, отлетая в сторону, быстро таял. Из дверки паровоза выглянул машинист. Лицо его было черно от копоти, русые волосы трепались по ветру. Он улыбался девушкам, поблескивая белыми зубами.

— Черт! Леший! — шутили торфяницы.

Машинист, посматривая на их смеющиеся лица, догадывался, что они кричали ему. Он прибавил скорость. Приземистые вагонетки, груженные торфом, лязгая и грохоча, раскачивались из стороны в сторону. Девушки, шедшие цепочкой вдоль полотна, радовались непредвиденному утреннему развлечению.

Когда поезд скрылся, торфяницы перешли через рельсы и веселой, шумной толпой, двинулись дальше. Тут же за железнодорожной насыпью, в сторону от узкоколейки, пересекая поля сушки, далеко-далеко тянулась лоснящаяся на солнце лента гидромассопровода. Обручи на стыках труб напоминали ребра удавоподобного чудовища, плотно припавшего брюхом к торфяному болоту. Девушки одна за другой поднялись на трубы и цепочкой пошли дальше. Соня и Аржанов также стали на них и пошли. Соне, не привыкшей к такому пути, было трудно и боязно идти. Ступая по трубам, она с замиранием сердца думала, что вот-вот поскользнется и упадет в болото, в топкую грязь. Аржанов, заметив, что Соня теряет равновесие, взял ее под руку, но она резко отстранилась от него — помощь техника была неприятна ей. Девушка уже слышала сзади двусмысленные остроты по своему адресу.

— Ишь какого хахаля подцепила, — съязвила какая-то торфяница. — Не успела прийти на болото, как завертела хвостом.

Другая ответила: