Девушки

— Глаша начала, а потом помогли ей другие. Они лопатами били Аржанова, искупали его в гидромассе, а потом бросили в валовую канаву. Техник чуть не утонул. Это что, по-твоему, не хулиганство! Хороши комсомолки!

— И это было при Тарутиной?

— Да, у нее на глазах. Она смотрела и молчала. Аржанов заявил в милицию. Начальник вызвал Глашу и допросил ее. Девушка созналась, и вот ее арестовали за хулиганство.

— Почему же одну Глашу, а не всех? — спросил чуть насмешливо Долгунов.

— Как зачинщицу, — ответил Нил Иванович.

— А тебе известно, за что девушки избили Аржанова?

— Он не вступал в драку с ними…

Долгунов взял телефонную трубку, позвонил в милицию и вызвал начальника. Нил Иванович стоял у окна и почесывал розовую лысину, парторг ходил по комнате. Оба молчали. Вошел тонкий, в ремнях, с кожаной сумкой на боку, в серых брезентовых сапогах лейтенант милиции, козырнул парторгу и начальнику участка.

— Садитесь, товарищ, — предложил Долгунов. Лейтенант сел.

— Скажите, за что арестовали девушку из бригады Тарутиной, пятисотницу?

— За безобразное ее поведение — хулиганство. Волкова была зачинщицей в избиении техника Аржанова в часы его служебных обязанностей.

— Арестовали ее по заявлению Аржанова?

— Точно!

— Вызовите, товарищ лейтенант милиции, Глашу Волкову сюда.

— Не могу, — покраснев, сухо ответил лейтенант милиции.

— Как не можете? — удивился Долгунов.

— Делу дан ход. Прошу вас, товарищ Долгунов, не вмешиваться в работу милиции. — Лейтенант встал, его желтоватые усики дрожали, на щеках выступили красные пятна.

Долгунов, посматривая на него, улыбнулся.

— Показания Волковой есть?

— Да, товарищ Долгунов. Она, Волкова, показала, что Аржанов стал говорить с Тарутиной так, что каждое слово украшал пятиэтажной матерщиной. Она, Волкова, попросила Аржанова не выражаться скверными словами, но он не только не прекратил украшать матерщиной свою речь, а стал еще забористее…

— Товарищ лейтенант милиции, вы не считаете техника Аржанова хулиганом?

Начальник милиции пожал плечами.

— Что же вы молчите? — спросил сухо Долгунов. — Вы, как я думаю, не считаете матерщину высшим образцом благородства?

— Конечно.

— Почему же вы, товарищ лейтенант, не привлекли техника Аржанова к ответу за хулиганство?

— Позвольте, товарищ парторг, — растерялся и смутился начальник милиции, — матерщиной, как, вы знаете, украшает свою речь не один Аржанов. Мне пришлось бы привлечь к ответу немало ваших работников.

— Следует одного привлечь, и так, чтобы остальные сразу перестали паскудничать, — теряя спокойствие, резко сказал Долгунов. — Волкову надо отпустить немедленно, а в отношении техника Аржанова мы сами примем кое-какие меры.

Лейтенант милиции поднялся. Под желтоватыми его усами появилась улыбка и погасла.

— Отпустить Волкову не могу, товарищ Долгунов. Я уже сказал вам, что ее дело будет разбираться в суде.

— Тогда все!

Начальник милиции козырнул и быстро вышел.

— Какой законник! Видали, Нил Иванович? И это у нас на участке! — сердито сказал Долгунов.

Нил Иванович почесал лысину и ничего не ответил. Парторг нахмурил брови и, отвернувшись к окну, опять стал смотреть на улицу.

Свиньи глубже залезли в жижу, дремали. Они так сладко дремали, что даже не реагировали на мух, которые садились на их облезлые уши. Высоко подняв подол синего батистового с желтыми цветами платья, прошла мимо конторы Маркизетова. Заметив у открытого окна Нила Ивановича, она улыбнулась ему. Нил Иванович густо покраснел и опустил глаза.

— Тебе, Нил, кланяется дама, а ты воротишь нос, — проговорил серьезно, без улыбки, Долгунов.

— Мне? Да не может быть, Емельян Матвеевич! — неохотно и притворно равнодушно отозвался Нил Иванович. — По-моему, эта красавица улыбнулась и поклонилась тебе.

— Да?

— Точно!

Они взглянули друг на друга и рассмеялись.

Голубая дрезина, разбрызгивая грязь, подкатила к конторе. Из нее выпрыгнул Завьялов, за ним — высокий, смуглолицый, в серой шляпе и в щегольском сером костюме инженер Казенов. Он шагнул в сторону, чтобы не испачкать желтые ботинки и брюки. В это время свиньи, напуганные шумом дрезины, с хрюканьем метнулись из лужи. Одна из них налетела на Казенова и чуть не сбила его с ног, обдав разутюженные брюки и полы пиджака коричневой жижей.

— Черт, знает что! — вскричал Казенов. — Развели тут…

— Что же поделаешь, — посочувствовал Завьялов, еле сдерживая душивший его смех, — свинья! А у свиньи, как вам известно, больше невежества, чем ума.

— Я о грязище под самым носом у начальника участка. Хоть бы хворостом замостили, черти, — угрюмо ответил инженер и стал платком вытирать полы пиджака и брюки.

Долгунов и Нил Иванович, молча стоящие у окна, видели, как подъехала дрезина:

— Ну, Нил Иванович, чувствую, что ждет тебя неприятность. Берегись! И надо же было этой чушке наскочить на такого франта!

— Молодец хавронья! — вытирая плачущие серые глава, смеялся Нил Иванович. — Это ему за сапоги…

— А, вот они где! — открыв дверь, воскликнул Завьялов. — И смотри, Казенов, стоят у окна и хохочут! — Подмигнув Долгунову и Нилу Ивановичу, он громко спросил: — Так-то вы встречаете начальство? Что бы постлать соломки!