Девушки с палаткой

Маркус удалялась в четырнадцатую далеко за полночь, оставив Олесю задумчивой и растерянной, какой она всегда становилась после чьей-либо очередной истории, приведшей её рассказчика в не столь радостное заведение явно не от хорошей жизни. От остальных прослушанных драм отличало одно – несуществующий в природе персонаж. Никто из больных раньше не уверял во встрече с паранормальной сущностью, со злыми духами, с демонами, исключая алкоголиков, завидевших чертей в момент глубокого опьянения.

Но эта девочка похоже не врала и не пребывала под воздействием какого-либо препарата. Так что же тогда? Олеся запретила себе идти у Маркус на поводу, веря во всякую небылицу. Наверняка найдётся разумное объяснение, или вскроется ложь.

По пути домой, сменившись в восемь утра, Лопухина приняла звонок от медсестры Саши: Марьяна вышла из комы. Олеся чуть не вернулась обратно в стационар, но опомнилась, что дом уже близко, да и как будет выглядеть её подозрительное возвращение в глазах коллег… С трудом она заставила себя подняться в квартиру, тут же набрала заступившей на пост смене, чтобы оповестили Маркус о положительной динамике её сестры. Олеся представила, как та обрадуется.

В течении дня она названивала Саше, но та разводила руками, что девочка, дескать, не разговорчивая, лежит в прострации, никто так и не понял, что с ней произошло. Затем сообщила: переводить её будут в травматологию, там и выяснишь – закончила она.

До этого случая Лопухина ненавидела лето, когда многие уходили в отпуска и приходилось работать не день через три, а день через два. Теперь она ждала с нетерпением, когда закончатся долгих два выходных, её распирал интерес – что за штучка эта Марьяна, какую небылицу поведает она.

Рабочий день настал. Перфораторы пробивали стены, сыпалась штукатурка, лифты не работали. Олеся переоделась на этот раз в жёлтый медицинский костюм с цветными зайками и такой же колпак. В коридорах сновал народ. Маркус вышла из процедурного, выставив вперёд локоть здоровой руки, в котором была зажата спиртовая салфетка, увидела Лопухину.

– Ну как твоя сестра? – сходу спросила Олеся.

Лицо у Татьяны было неопределённым, казалось, она слегка недовольна.

– Сестра ничего, но вот только…

– Что такое? – Медсестра напряглась.

– Я заведующего просила, – начала жаловаться Маркус, – но её, короче, всё равно загнали в то крыло, а ко мне подселили какую-то жирную тётку. Не понимаю, почему бы нас вместе не положить? А эта тётка храпит по ночам, что я заснуть не могу, а ещё она бесконечно рассказывает мне о своих многочисленных диагнозах – перечислит все, потом по кругу начинает все перечислять… Я сроду не знала, что такое дивертикулёз – теперь знаю: и симптомы, и чем лечится, и даже профилактику, какую не знает она, что жрать поменьше надо. А ещё она просыпается посреди ночи и делает на кровати гимнастику рук, я когда увидела в темноте, как она рьяно машет руками, чуть со страху не обоссалась… – В этот момент у Лопухиной едва не вырвалось, что соседка по палате, делающая гимнастику посреди ночи безусловно страшнее демона в лесу. – Может вы поговорите с врачами? Может Марьянку ко мне переведут?

Олеся ответила, что ничего не может обещать, но с руководством обязательно поговорит, отчего у Маркус отлегло. Татьяна поплелась на завтрак – сегодня она была одета не в больничное, а в чёрные спортивные брюки с белыми лампасами и белую майку с детским рисунком на груди, которые по-видимому ей принёс заботливый отчим.

Перед дневным отдыхом Лопухина посетила четырнадцатую с назначениями. Маркус сидела с подобранными на кровать ногами, бросая недовольные косые взгляды в сторону развалившейся на соседней койке женщины необъятных размеров, которая с аппетитом поглощала такой же здоровенный кусок дыни. На тумбочке у той пестрило настоящее застолье, кровать была завешана горой тряпок: полотенцами, махровым халатом, кардиганом и в этом роде. Медсестра предложила Маркус выйти с ней в коридор.

– С руководством я поговорила, – сказала она, – это тёща врача-пульмонолога, поэтому её никуда отсюда не выпрут. Ты понимаешь меня?

Татьяна насупилась ещё сильнее.

– А если меня туда? – спросила она с надеждой в голосе. – Их там шестеро лежит, наоборот кому-нибудь будет в кайф перейти в двухместную, а я согласна в шести…

– Видишь ли… – Опустила глаза Олеся. – Тебя всё равно скоро выписывать, никто не будет переводить туда-сюда накануне выписки, да к тому же в двухместную заселяют в особых случаях, а не всех подряд. Когда ты выйдешь отсюда, твоё место займёт кто-нибудь… – ну ты понимаешь.

– Я – особый случай? – Глаза у Маркус засветились.

– Не то слово! – ответила Олеся.

В отделении объявился следователь, и Татьяне пришлось присесть с ним прямо в коридоре, потому что родственница врача уже храпела на всё крыло. Лопухина ходила мимо, улавливая обрывки их беседы:

– Ну что так и будем хитрить, покрывать виновных?

Медсестра на минуту представила, как Татьяна сейчас начнёт удивлять его той же историей про лесную эксклюзивную каргу, что рассказывала ей.