Девушки сирени

Я побежала по траве на его голос.

Упал?

Сердце бешено колотилось в груди. Я влетела в кухню и, оставляя мокрые следы на полу, вбежала в гостиную.

Пол целый и невредимый стоял рядом с радиоприемником.

– Де Голль, – произнес он.

Я перевела дух и успела услышать, как генерал де Голль объявил об окончании войны в Европе:

Честь и слава! Честь и слава во веки веков нашим армиям и их военачальникам! Честь и слава нашему народу, который не сдался и не дрогнул в дни самых тяжелых испытаний! Честь и слава объединившимся народам, кровь, страдания и надежды которых слились с нашей кровью, с нашими страданиями, с нашими надеждами и которые сегодня празднуют победу вместе с нами!

О! Да здравствует Франция!

Мы вышли в сад перед домом и услышали звон колоколов Руанского собора.

– Просто не верится, – пробормотала я.

Да, мы знали, что Акт о безоговорочной капитуляции Германии был подписан накануне, седьмого мая, но осознание того, что это свершилось, пришло, только когда услышали речь генерала де Голля, а наши соседи выставили триколоры в окна и загудели клаксонами своих автомобилей.

Война в Европе закончилась.

Я накинула на плечи мамину косынку и повезла нас в ее парижскую квартиру.

Мы распахнули окна и рассчитывали, что услышим праздничный шум, но Париж в тот день вел себя на удивление тихо, он словно обдумывал новость об окончании войны.

Ближе к вечеру все изменилось. Молодежь заполнила парки и вышла на улицы.

– Пойдем на площадь Согласия, – предложил Пол.

– Может, лучше просто послушаем радио? Боюсь, прогулка в толпе тебе пока не по силам.

– Кэролайн, я не калека. Давай повеселимся.

День выдался теплый, и мы прогулялись до отеля «Крийон» на площади Согласия. Между колоннами этого прекрасного старинного дворца вывесили триколор. Мы праздновали освобождение Франции на площади, где казнили Людовика Шестнадцатого, в этом было что-то сюрреалистическое.

Тени становились длиннее, а люди все прибывали. В толпе тут и там мелькали белые каски – американская военная полиция следила за тем, чтобы проход в посольство США оставался свободным. Мы шли в толпе, люди вокруг дудели в рожки, пели песни, размахивали над головой белыми платками, теснились и толкались, когда мимо проезжал американский армейский джип. Молодые французы, стоя на автомобильных подножках, открывали бутылки с шампанским и бросали цветы в толпу.

С наступлением вечера на площади Согласия впервые с начала войны зажгли фонари. Снова включились фонтаны. Толпа завопила от восторга, когда из рыб у бронзовых морских нимф в руках взметнулись к вечернему небу струи воды. Люди сходили с ума от счастья и мокрые насквозь прямо в одежде танцевали в фонтанах.

Пол выронил платок, какая-то девочка-тинейджер наклонилась и вернула его хозяину.

– Вот, держите, – сказала она, а потом добавила: – Ой, а мне показалось, что вы – Пол Родье.

– Он и есть Родье, – подтвердила я.

Девочка, пританцовывая, пошла дальше и крикнула нам через плечо:

– Не смешно!

– Она сама не понимает, что говорит, – попыталась смягчить ситуацию я.

Но Пол знал: девочка права, в нем с трудом можно было узнать прежнего Пола Родье.

После этого маленького происшествия энтузиазм Пола начал угасать, и мы вскоре пошли домой.

Когда мы ехали обратно в Руан, над Сеной начался салют.

Дома мы переоделись в удобную одежду: я в мягкие брюки и рубашку Пола, а он – в свою любимую фланелевую пижаму цвета слоновой кости.

Я занялась готовкой ужина. Пол сел за кухонный стол и о чем-то задумался. Мне показалось, что он устал больше, чем обычно.

– Тебе грустно, потому что рядом нет Рины? – спросила я.

– Не стоит поднимать эту тему. Ты и так постоянно пытаешься играть ее роль.

– Ничего подобного.

– Готовишь по ее рецептам, одеваешься, как она. Пожалуйста, не надо всего этого.

– Это потому что я сегодня надела платок?

– Просто расслабься и будь такой, какой была в Нью-Йорке.

– Я в жизни не чувствовала себя счастливее.

И это правда. У нас были свои разногласия, но, с тех пор как я перестала печатать рецепты лекарств и график физиотерапии для Пола, наши отношения с каждым днем становились все крепче. Плюс ко всему, спасибо Вулси, Пол наконец-то набрал вес.

– Тогда почему ты сюда не переедешь? Я имею в виду насовсем.

– О, Пол, я даже не знаю. Было бы неплохо услышать что-нибудь о твоих чувствах.

– Я без ума от тебя.

– Это почему?

Пол на секунду задумался.

– Ты очень трудолюбивая, а я это уважаю.

– И все?

– Мне нравится, как ты говоришь по-французски с американским акцентом. Очень сексуально.

– Вот уж неправда…

– И мне с тобой никогда не скучно.

Пол встал и подошел к раковине.

– Мне нравится твое несовершенство. Твоя асимметричная улыбка.

Я прикоснулась к губам.

Асимметричная?