После короткой вечеринки с сотрудниками, отмечавшими её уход в отпуск, Пашутина пришла домой и разревелась. Плакала просто так. Не из-за чего. Хотя как сказать не из-за чего! Из-за всего! Из-за того, что её такая молодая жизнь обыденна и скучна. Из-за того, что с дуру не вышла замуж на последнем курсе института за Леньку Маврина, из-за того, что у девчонок уже дети, а она одна. Что отпуск придется проторчать дома. Что денег как всегда не хватает. Что ей уже двадцать четыре, а жизнь не удалась!
С трудом успокоившись, она заварила чай и, набросив на плечи куртку, вышла на балкон, потягивая маленькими глотками ароматный напиток. Комок в горле постепенно проглатывался, сжавшееся сердце распускалось. Поплакать иногда полезно. Мужчины живут меньше женщин, потому что не умеют плакать. На бойлерной снова что-то творилось. Присмотревшись, Лена увидела, что посередине плоской крыши сидит большая птица, а вокруг нее штук пятнадцать ворон. Птица, не обращая внимания на ворон, что-то клевала, а чернокрылые нахалки с небольшими интервалами пытались дергать её за перья. Наконец гостье надоели приставания санитаров города, и она стала огрызаться. Птица была похожа на ленивую большую собаку по необходимости реагирующей на мелких шавочек. Лена достала из комода дедов бинокль и присмотрелась к птице повнимательнее. — Сокол, — прошептала она. — Как пить дать, сокол. И что он здесь делает? Каким ветром его к нам занесло?
Пашутина поежилась от холода, вдела руки в рукава куртки и оперлась о перила. И тут произошло нечто неожиданное. Сокол оттолкнулся от крыши, снялся и взлетел. Полет его был стремителен и быстр, и летел он ни куда-нибудь, а к ней! Пашутина вскрикнула, зажмурилась и вдруг почувствовала, что на ее руку кто-то сел. Через мгновение она с осторожностью приоткрыла глаза и увидела на руке, большую птицу с желтоватым оперением. Хорошо, что на ней была кожаная куртка, иначе от конечности ничего бы не осталось. Рожки, как говорится, да ножки. Коготки у птички были еще те! Птица посматривала на девушку темным глазом, склонив на бок голову. Горло у Пашутиной сжалось, на этот раз не от слез, а от страха.
— Эй, — прошептала Лена, — Ты это зачем? Давай, лети себе дальше. Лети в лес, в поле. Лови своих зайцев. Причем здесь я?
Словно в ответ на её слова сокол спрыгнул с руки на пол и вразвалочку пошел к балконной двери.
— Нет! Только не квартиру! — закричала хозяйка, отступая от опасной птицы назад. — Живи, если хочешь, себе на балконе, только зачем же, как татарин, в дом ломиться, — но птица, не обратив на Пашутину никакого внимания, ловко перепрыгнула через порог и вошла в квартиру. Лена осталась стоять на балконе ни жива, ни мертва. — Что же теперь будет? — в ужасе думала она, опасливо заглядывая внутрь.
Гостья, по-хозяйски протопав по комнате, направилась в коридор, из коридора её маршрут пролег на кухню и, осмотревшись, она взлетела на край стола. Пашутина на цыпочках проследовала за пернатой и, войдя на кухню, прислонилась к холодильнику. Сокол, поглядывая на нее агатовыми глазами, подошел по столу к ней ближе и издал резкий, неприятный крик.
— Ты чего, есть что ли хочешь? — дрожа, спросила Лена. — Как же тебя зовут? Кто ты девочка или мальчик? — вопрошала Пашутина бессловесное создание. — Давай я тебе окно открою, может быть, ты улетишь? — Бессловесное создание молчало, и улетать не собиралось.
От окорочка Буша птица отказалась, а вот мелко нарезанное филе говядины поела с удовольствием. Лапы птицы охватывали широкие кожаные ремешки. На одной полосочке было что-то написано. Но что?! Наклониться к гостье, Лена опасалась, и снова взяв бинокль, попыталась рассмотреть надпись. Там просматривались какие то цифры — 4, 8, две тройки, а дальше не читалось. Накрыть бы её одеялом… да прочитать, что там написано… — мечтала Лена. — Только такую накроешь… Как же. Пол пальца оттяпает, как нечего делать. — Сытый сокол слетел со стола и пешком прошел в коридор. Там он взлетел на мягкий «уголок», отряхнулся и прикрыл один глаз. Это было уморительно. Глядя на гостью, Лена тоже захотела спать. Плотно закрыв в комнату дверь и оставив на кухне открытым окно, Лена подумала, что утро вечера мудренее и тоже легла. Чуть свет она проснулась от странных криков и шума крыльев. Птица топталась под дверью комнаты, говорила «кьяк, кьяк» и явно пыталась разбудить хозяйку. На будильнике было шесть часов утра.