Девушки здесь все такие милые

Мне вспоминается наше первое рождественское утро: он тогда встал пораньше, чтобы положить подарки под крошечную искусственную елочку, которую мы поставили у телевизора. Снега в том году не выпало, и он знал, что меня это огорчает. Я опешила, когда заспанная выползла из спальни и вступила во что-то сухое и белое. Адриан был на кухне, которую я терпеть не могу за тесноту, и, улыбаясь, жарил сладкие гренки. Мы были по-настоящему счастливы.

Потом я ругалась на весь этот бардак, злилась, когда белая труха липла к босым ногам, злилась, когда мы еще много месяцев выгребали ее из диванных подушек. «Иногда мне кажется, что ты меня ни во что не ставишь», – сказал однажды Адриан – только вот не помню когда. Может, он говорил это не один раз.

– Я уезжаю, – говорит он. – С меня хватит. Знаешь, когда мы только познакомились, я написал всем друзьям: мол, я встретил девушку, на которой женюсь. Они хором ответили, что у меня просто крышу снесло от образцового секса. Не знаю, в кого я тогда влюбился, но точно не в тебя.

– В меня! Я уеду вместе с тобой.

Виски у меня ломит, глазам горячо. Я уж и не помню, когда меня обуревали такие сильные чувства. Салли сделала меня малочувствительной, ее апатия действовала, как мощный наркотик.

– Нет уж. Я уеду один. Теперь я понимаю, почему ты все время уговаривала меня вернуться домой! Ты хотела увезти меня отсюда, пока я не узнал лишнего!

Возразить мне нечего – он кругом прав.

– Ты никогда не будешь счастлива, – говорит он. – Со мной уж точно нет. Иногда мне кажется, что тебе нравится страдать. Ну так проваливай к своему Кевину! Совет да любовь!

Я задерживаю дыхание, понимая: то, что я сейчас скажу, предопределит всю нашу дальнейшую жизнь. Я хочу, чтобы он осознал: все в наших руках. Мы можем все изменить.

– Я беременна, – тихо говорю я. – Я сама только сегодня узнала. Все ждала подходящего момента, чтобы тебе сказать.

Он так сильно хочет детей. Эта новость все изменит. Она даже меня, похоже, изменила…

– У нас будет ребенок.

Я впервые произношу это вслух. У нас в квартире нет места для ребенка, но можно переехать в пригород, вообще уехать из Нью-Йорка, даже вернуться в благословенный Пеннингтон – если верить Тони, это отличное место, чтобы растить детей. Мы купим кроватку, Адриан ее соберет, а потом положит ладонь на купол моего живота, и малыш запинается в ответ. Эту поездку в Уэслиан мы больше ни словом не помянем.

Но он отворачивается и, наклонившись, запускает руку в мою сумочку, которая стоит у стола, согнувшись пополам, словно ее пнули в живот. И вынимает противозачаточные, которые я перекладываю из сумки в сумку.

– Ну конечно, – говорит он. – Ты беременна. А еще ты таблетки перестала принимать шесть месяцев назад. И написала Билли: «Только детей мне не хватало!» Какая же ты бесстыжая лгунья! На тебя даже смотреть тошно.

Блистер с таблетками дзинькает на пол.

– Нет, ты не понимаешь! Я сегодня сделала тест. У меня было чувство…

– Конечно, тест, – перебивает он. – Ты думаешь, я настолько тупой? Только потому, что университет не закончил? Зато у тебя ума палата – увела парня у соседки по комнате! Парня, который сказал ей наложить на себя руки! А теперь уверяешь, что беременна, потому что думаешь, что ребенком меня удержишь. Не хочу я от тебя никаких детей, Амб! И вообще ничего от тебя не хочу!

Челюсть у меня дрожит. Все летит к чертям. Адриан, вся наша любовь, наша общая жизнь, которую я принимала как нечто само собой разумеющееся. Мне вспоминается, как он купил целую упаковку тестов на беременность, предвкушая, как мы будем любоваться двумя розовыми полосками. Он тер меня по спине, когда тесты были отрицательные, и говорил, что наш час еще пробьет. Вот он пробил, но ему это уже не нужно.

Он закидывает спортивную сумку на плечо. Губы – прямая линия, брови сведены. Вокруг глаз – ни ямочек, ни морщинок. Я так и не подпустила его к себе настоящей – к женщине, которая никогда не могла вовремя остановиться.

– Я люблю тебя, – говорю я ему в спину. – Я правда тебя люблю.

Он замирает на пороге, но не оборачивается.

– Ты не знаешь, что такое любовь. И не знала никогда.

Он оставляет дверь нараспашку, хотя у него куча причин хлопнуть ею со злости. Нужно бежать за ним, бороться за него – за нас обоих. Но он заслуживает откровенности, а если я сяду и расскажу все как есть, он и так меня бросит.

Может, лучше пусть он уйдет, считая меня обманщицей и лгуньей – но не убийцей.

Может, без меня ему будет лучше.

Я сползаю на пол, задрав платье. Запрокидываю голову и устремляю взгляд в потолок. Наверное, в последние мгновения жизни Флора созерцала эту же унылую бежевую красочку – пока ее глаза не перестали видеть. А может быть, над ней нависала Салли, глядя, как из нее вытекает жизнь, и напоследок Флора увидела лишь ее гаденькую усмешку. Надеюсь, что нет.

Раздается деликатный стук в дверь. Я вытираю лицо. «Адриан». Он вернулся, он хочет дать нам шанс. Мы пойдем к семейному психотерапевту. Вот Билли и Райан несколько лет назад ходили, когда, по ее словам, «окончательно перестали друг друга переваривать». Мы все преодолеем.