Все кончилось, я снова могла дышать. Только вот самый воздух вокруг меня изменился. Уэслиан был настроен по отношению ко мне враждебно – не только люди, но и сам кампус, – словно животное, пытающееся выбросить меня из седла. Порой, когда я возвращалась в Баттс из ЦИ, из часовни просачивалась музыка и колокольные звоны складывались не в церковные мотивы, а в песни, которые любила слушать Флора. Позже я узнала, что студентам разрешалось звонить в церковные колокола, но для меня так и осталось загадкой, кто исполнял эти песни. А может, они вообще звучали только у меня в голове.
Я избежала попадания в ад, но остаток первого курса стал моим личным чистилищем. Я получила то, чего жаждала, – внимание. Но не того пошиба. В лучшем случае однокурсницы сохраняли остатки приличия, вежливо улыбаясь, когда я садилась рядом на лекциях или пристраивалась на краешек стола в Моконе. В худшем – откровенно хамили.
Салли я время от времени видела в кампусе и даже на парах – в Уэслиане трудно спрятаться, – и иногда мне казалось, что кампус так и норовит нас столкнуть, словно фигуры на шахматной доске. Я к ней не подходила и не пыталась поймать ее взгляд. Хуже ее неусыпного внимания было только ее полное безразличие. Ее постоянно сопровождала свита – девчонки вроде нее, но попроще. Личинки Салли, заменившие меня. Поток людей, желавших припасть к ее золотому алтарю, не иссякал. Слухи, которые для меня стали ярмом, на ее шее превратились в сверкающее ожерелье.
Я по-прежнему не могла переключиться ни на что другое и раз за разом проигрывала на ноутбуке одно и то же видео, где Флорина мама выходит из здания суда, прикрывая лицо от камер рукавом тренча, а Флорина сестра Поппи плетется за ней. С осени она выросла на полфута и уже не казалась маленькой девочкой. На ее лице застыло мрачное выражение. Она обозлена на весь мир. И у нее есть причина злиться. У нее отняли сестру.
И парень, который это сделал, остался на свободе. В глазах закона Флора была девицей с нестабильной психикой, которая слегка тронулась на почве учебы и одиночества и после ссоры с молодым человеком сделала трагический выбор – лишила себя жизни. Но это был именно выбор.
Я не ответила на письмо Поппи, пришедшее по электронной почте через две недели после окончания первого курса. Она умоляла меня рассказать все, что я знаю о ее сестре и Кевине. Я не могла заставить себя солгать в ответ и попросту удалила это письмо, но оно навсегда отпечаталось у меня в памяти. «Может, с Флорой что-то случилось той ночью? Может, Кевин что-то ей сделал? Пожалуйста, мне нужна правда! Ведь ты знала Флору лучше, чем любая другая однокурсница! Она всегда говорила, что ты надежная подруга!»
Я не спала несколько суток и с треском завалила сессию. «Она всегда говорила, что ты надежная подруга».
Это была ее последняя ошибка.
37. Сейчас
Кому: «Амброзия Веллингтон»
От кого: «Совет выпускников Уэслиана»
Тема: Встреча выпускников 2007 года
Дорогая Амброзия Веллингтон!
В годы учебы Вы никогда не ложились спать рано – так зачем же нарушать традицию? Сегодня на Андрусе состоится наш ежегодный общеуниверситетский бал. Приходите танцевать под звездами! Красота будет – умереть не встать! Ждем (почти) всех!
Искренне Ваш,
Совет выпускников
– Где они? – спрашиваю я у Эллы. – Куда ушли?
Она подносит к губам бокал с вином, явно наслаждаясь моим смятением.
– Мне-то откуда знать? Слоан вроде как сказала, что не очень хорошо себя чувствует. Адриан предложил проводить ее в общагу. Она выпила, наверное, бокалов пять вина и не съела ни кусочка. Прямо как в былые времена. Конечно, станет тут нехорошо.
Пиджак Адриана исчез. Если он прихватил пиджак, значит, возвращаться не собирается.
– Я тоже пойду.
– Да останься, – она понижает голос. – Прости, если была с тобой резковата. Я не хотела устраивать на таком мероприятии никаких разборок.
– Тем не менее устроила. – Я показываю свернутую бумажку с моим именем, которую все еще держу в руке. – Это ведь ты написала мое имя!
– Ничего я не писала! – со смехом отвечает Элла. – Я голосовала за тебя в номинации про реалити-шоу! Потому что ты где ни окажешься – тут же какая-нибудь драма разгорается.
– А это ты прислала? – Я щелкаю замочком клатча и шарю внутри в поисках записки, но не нахожу ее. Она осталась в Никсе, в моей сумочке на ремешке. Улик у меня нет. И тут я замечаю, что исчезло еще кое-что. Мой телефон.
– Что прислала? – Элла выгибает бровь.
– Записки. Ты знаешь, о чем я говорю! Ты в тот вечер заболела и осталась дома…
«…И скумекала, что к чему». Я понимаю, что все это звучит как бред сумасшедшей.
– Никаких записок я тебе не посылала! – Она повышает голос, и Лорен хихикает. – Единственный человек, которому я шлю письма по почте, это моя бабушка. Ей девяносто четыре года. Серьезно, что с тобой?
– Ничего, – отвечаю я.
«Салли убила Флору, а теперь удрала с моим мужем».