Девушки здесь все такие милые

Ведущий банкета – Брейден Эллиот, который с двумя другими парнями некогда жил в коттедже по соседству с тем, который я делила с Хэдли и Хизер, – толкает речь, пока разносят десерт – какие-то разномастные шоколадные квадратики. В голове, словно всплывающий баннер, возникает дикая мысль: «Это мой последний ужин». Тот, кто написал записки, не даст нам так просто уехать.

Брейден выкликает победителей конкурса, о котором я первый раз слышу. В свое время на выпускном нам вручали шуточные награды, которые присуждались общим голосованием, а теперь, по всей видимости, идея в том, чтобы сравнить, какие из наших предсказаний сбылись и как бы мы проголосовали сейчас. «Человек, который снимется в реалити-шоу». «Человек, который получит Оскар». Эту премию должны бы были присудить мне. В другом мире, где я не стала соседкой Флоры, не встретила Кевина и Салли, может быть, это и была бы я. «Человек, которого арестуют на протестной акции». «Человек, которого застанут голым в Олине». Все одобрительно хохочут, а мне хочется провалиться сквозь землю.

– «Человек, который отмажется от убийства», – зачитывает Брейден и издает натужный смешок – Ну и номинация… Амброзия Веллингтон!

Меня выкликают, в ушах у меня стучит кровь. Все взгляды устремлены на меня, словно кинжалы. На этот раз никто не смеется, никто не хлопает.

– Иди, получай свою награду, – говорит Элла. Наверное, голосовала за меня. Адриан не поднимает глаз от тарелки, его челюсти крепко сжаты. Мне хочется убежать куда подальше, но я встаю и иду к сцене, втягивая живот и закатываю глаза, как делали некоторые другие победители. Однако, когда я поднимаюсь на сцену, Брейден не вручает мне дешевый пластмассовый кубок и не жмет руку, как всем остальным. Он открывает коробку, служившую урной для голосования, и смотрит на бумажные лоскутки внутри. Лицо у него перекошено от смущения.

– Очень странно: похоже, номинация-то не существует, – бормочет он мимо микрофона. – Вот коробка, вот бумажки, но в списке такая номинация не значится, и кубка тоже нет. Ты уж извини. Сам не пойму, как так вышло.

Я таращусь на него, не в силах свести все к шутке.

– Давай сделаем вид, что все окей, – говорит он с извиняющейся улыбкой.

Я пожимаю руку, которую он протягивает, но вместо того чтобы сразу вернуться на место, открываю коробку и вытаскиваю ворох бумажек.

На всех них написано мое имя. Десятки «Амброзий Веллингтон», выведенных изящным почерком. Одна из них прилипает к моей потной ладони и спархивает на пол, пока я иду между столами. Я не смотрю ни на Салли и Адриана, ни на Хэдс и Хизер, ни на девчонок из Баттс-С. Брейден на сцене откашливается и переходит к следующей номинации. «Человек, который изобретет новый Фейсбук».

«Ни от какого убийства я не отмазывалась!» – хочется крикнуть мне. Я вообще никого не убивала. Я совершила непростительный поступок, но так далеко не заходила. Кишка тонка. У меня даже ключа от комнаты не было, а Флора наверняка заперла дверь…

У меня не было ключа от комнаты, потому что его взяла Салли.

Что-то было у нее на топе – внезапная картинка прорезает мои воспоминания о той ночи. Какая-то полоска на сетке, темная, почти черная. И чокер исчез… И уже во второй раз за сегодня я вижу словно наяву: Салли заходит в комнату, изображает сочувствие, предлагает Флоре горячий шоколад.

Берет кружку «Лучшая» и разбивает ее о пол в ванной.

«Смелее, решайся. Ты ведь этого хочешь».

Но Флора не хотела.

Что Салли сказала мне той ночью? «Нельзя заставить человека сделать то, чего он сам делать не собирался».

Она не подбивала Флору взрезать вены.

Она сделала это сама.

Не знаю, как ей удалось не заляпаться с ног до головы. Наверное, она была очень аккуратна. Точно знала, что делать. Насколько глубоко резать. Как создать впечатление, будто осколок держала сама самоубийца. Как заставить несчастную не кричать.

Осознание произошедшего опустошает меня. Я больше не сомневаюсь. Кевин был прав. Флору действительно убили.

– Это она, – бормочу я себе под нос.

Поднимаю глаза и вижу, что ни Салли, ни Адриана за столом нет.

36. Тогда

Дело против Кевина Макартура в итоге было прекращено. Улик для продолжения разбирательства не хватало, установить степень его причастности не представлялось возможным. Слишком много аргументов было за то, что Флора сама наложила на себя руки. Тут и ее так называемая депрессия, и эсэмэски, которые она слала Кевину, – эдакое параноидальное крещендо, – и поисковая история браузера, в котором сохранились запросы о том, как определить, что тебя изнасиловали, – хотя никто ни о каком изнасиловании слыхом ни слыхивал, так что непонятно даже, было ли оно на самом деле. Истерика в СМИ затихла, Кевин исчез. Девчонки из Баттс-С строчили негодующие письма его адвокату и писали в новостные программы, пытаясь подогреть угасающий интерес к этому делу, но их воззвания уже никого не трогали.