Я ни слова не могла вымолвить. Никогда мне не добиться успеха на актерском поприще, если я даже самой простой фразы из себя выдавить не могу.
– Похоже, что вы оба хотели одного и того же: избавиться от Флоры. Как же далеко вы зашли в этом своем желании?
Я пропищала три слова – фразу, которую слышала в кино и по телевизору, но которая к реальности до сегодняшнего дня отношения не имела.
– Я требую адвоката!
Но в итоге он мне не понадобился. Переписка ничего не доказывала. Фелти просто пытался взять меня на испуг. Все эти письма демонстрировали лишь, что Кевин Макартур – негодяй, лгавший своей девушке, а я – разлучница, которая не видела в этом ничего зазорного. Его письма и эсэмэски стали настоящей находкой для стороны обвинения, заклеймившей его в прессе как подлеца, которого меньше всего заботило Флорино благополучие.
Слова, которые сказал мне Фелти напоследок, навсегда отпечатались в моем мозгу. «Правда в конце концов всегда догоняет лжеца».
А значит, мне нужно было бежать со всех ног.
После того как Фелти неохотно меня отпустил, я бросилась к Салли. Мне было нужно ее увидеть. Нужно, чтобы все вернулось на круги своя. Мы отправились на вечеринку в ВестКо, где дорожка кокаина и немного выпивки швырнули меня в лихорадочный штопор. Мои демоны никуда не делись. Они по-прежнему висели на мне, уцепившись колючими хвостами. Двое парней, которых Салли наметила для траха, что-то пробормотали и исчезли, когда я сблевнула в пластиковый стаканчик.
– Я такого страху натерпелась! – заплетающимся языком проговорила я, когда мы возвращались в Баттс, и уцепилась было за Салли, но она тут же выдернула руку. – Ты представить себе не можешь, что у меня в голове творилось! Фелти так просто не отступит. Он
– Рассказывала, – ответила она. Волосы у нее были спрятаны под растянутой вязаной шапкой, и я не видела ее лица.
– Кевин был не настолько пьян, – продолжала я. – Дважды два сложить он сумеет! И что мне тогда делать? Он поди давно сообразил, что только мы с тобой могли стырить у него телефон! Вряд ли он верит, что сам отправил эти эсэмэски.
– Откуда тебе знать? – Салли, не глядя на меня, сунула руки в карманы куртки – куртка была не ее, она сперла ее у какого-то парня. – Люди много во что могут поверить, если у них совесть нечиста. Когда человек не в состоянии принять то, что сделал, он может убедить себя, что он не он.
Это было уже не о Кевине. Между нами наметился разлом – сперва он был в ширину волоса, а теперь уже в несколько дюймов.
– А что, если он нас выгораживает? – никогда еще я не высказывала этого предположения вслух.
Салли втянула воздух, заглотив кусочек полуночного неба.
– Никаких нас нет.
Она произнесла это так тихо, что я подумала: может, ослышалась.
– Что?
Она остановилась и сложила руки на груди:
– Никаких нас нет, Амб. Эти эсэмэски послала ты. Да, я стащила телефон. Но чисто по приколу. А все остальное – твоих рук дело.
Я не нашлась, что возразить, потому что она сказала чистую правду. Это я набрала роковые эсэмэски и нажала «отправить». Она не нашептывала текст мне на ухо. Эта правда была как глыба льда, которая застряла где-то между моим горлом и желудком и не желала таять. Мне нужно было убедить себя, что я поддалась чьему-то дурному влиянию, – только так можно было жить дальше.
Но во всем была виновата я – я одна.
35. Сейчас
Кому: «Амброзия Веллингтон»
От кого: «Совет выпускников Уэслиана»
Тема: Встреча выпускников 2007 года
Дорогая Амброзия Веллингтон!
Наслаждаясь банкетом, не забудьте о нашей гостевой книге! Запишите какую-нибудь шутку, понятную только уэслианцам, любимый анекдот, сентиментальное воспоминание. На свете нет ничего дороже слов, и за время учебы в Уэслиане Вы наверняка это поняли.
Должны были понять.
Искренне Ваш,
Совет выпускников
Когда мы возвращаемся в зал (Салли в кои-то веки плетется позади), в нас вонзаются десятки подозрительных глаз – девчонки за столом явно воспользовались нашим отсутствием, чтобы подбросить дровишек в вяло тлеющую застольную беседу. Адриан глаз от стола не поднимает. На этот раз он не спрашивает, где я была. Сев на свое место, я вилкой подпихиваю говяжий медальон на тарелку Адриану – он всегда радуется, когда я за ним ухаживаю.
– Спасибо, сам справлюсь, – говорит он.
Он по-прежнему злится. По дороге домой мне придется туго, наверняка я услышу «Нам надо поговорить», только вот говорить нам не о чем. Я попрошу прощения за то, что бросила его одного чуть не на полдня, но ни за что не признаюсь почему, и через несколько дней он придет в норму – а вслед за ним и я.