Девушки здесь все такие милые

Она усаживается на свободный стул рядом с Адрианом, словно не сомневается, что он приготовлен для нее. Для Салли всегда найдется место за любым столом. Мне становится неприятно, что она подобралась так близко к моей территории, – и она, разумеется, тут же подбирается еще ближе: целует его в щеку, словно это ее муж.

– Прошу прощения за опоздание, – говорит она. – Что-то долго провозилась…

С чем же она возилась, интересно? Вряд ли марафет наводила. Мое платье, переброшенное через спинку стула; бумажная трубочка в клатче… Она пристально смотрит на меня, словно ждет от меня комментариев, словно я хоть раз имела смелость с ней не согласиться. Наряды на вечер двойников тоже выбирала она. «Вот что мы наденем», – сказала она. И вопрос даже не стоял.

Мне живо представляется, как она шагает назад в Баттс и утирает Флоре слезы. Рассказывает ей, чем я сейчас занимаюсь с Кевином. Смотрит на кружку «Лучшая». «Вот так ты действительно разрушишь ее жизнь – если тебе не слабо».

У меня звякает телефон. Посреди экрана налеплена эсэмэска от Билли. Адриан видит ее раньше, чем я успеваю спрятать телефон.

«Ну, что нового? Ты все еще с ним?»

Он закусывает нижнюю губу. Когда мы только начали встречаться, Адриан откровенно рассказывал о своем прошлом. «Была у меня одна – изменяла мне направо и налево, – помнится, сказал он. – А я бегал за ней, как щенок. Я многое могу простить, но измену – никогда». Я тогда прижалась к нему, рассыпалась в уверениях, которых он жаждал. Наши тела переплелись, я осыпала поцелуями его голые плечи. «Я никогда так с тобой не поступлю!» В тот момент я верила в то, что говорила.

– Билли спрашивает, перестал ли ты кукситься, – поясняю я, ворочая слова, словно гигантские булыжники. – Я рассказала ей о вечере памяти. Что я убежала и меня мучила совесть перед тобой.

Адриан отпивает еще вина.

– Если тебя мучила совесть, ты могла бы мне эсэмэску написать. Или ответить хоть на одну из моих.

Я ковыряю салат. Сыр резиновый, безвкусный. В меню я даже не заглядывала. Какое бы ни было следующее блюдо, все равно вряд ли я смогу его съесть.

Адриан подливает вина в бокал Салли, который, как и его собственный, уже почти пуст. Она демонстративно кладет руку на его руку. Мне она до сих пор ни слова не сказала. Мы обе ведем какую-то игру. Она знает, что я что-то знаю, но не знает, много ли.

– Что у нас еще этим вечером планируется? – интересуюсь я. – Уже не помню, что там было в последней рассылке.

– Общеуниверситетский бал на Андрусе, – отвечает Лорен таким тоном, будто стыдно не знать. – А что за рассылка? Когда мы регистрировались, нам выдали программки. А рассылок я никаких не получала!

Заморгав, я бросаю взгляд на Салли, на тугой бутон, в который складываются ее губы, прежде чем она растягивает их в улыбку. Она тоже получала рассылки – еще, помнится, говорила, что они ее «достали». Но дело было не только в их назойливости. В них сквозила угроза, какой-то злой умысел.

Я быстро открываю почту на телефоне, не обращая внимания на Адриана, перегнувшегося через мое плечо. Последнее письмо на месте – я его прочитала, но не удалила. Я кликаю его и просматриваю в поисках зацепок, но ничего не нахожу. Пока взгляд не падает на сам адрес. Аккаунт на джи-мейле.

Эти письма рассылал не Уэслиан.

– Ты в порядке? – спрашивает Адриан. В его голосе больше раздражения, чем озабоченности. – Дрожишь вся.

– Похоже, нам нужно еще вина, – говорит Салли. Тон у нее девчачий, фальшивый. Я смотрю на приборы, на красное полотнище, делящее стол на две половины, на черный подсвечник в центре. Уж расстарались так расстарались. Заметив неподалеку от Лорен меню, я беру его в руки, чтобы было куда деть глаза, – только бы не смотреть никому в лицо.

Из глотки у меня вылетает возглас, тоненький и придушенный, – крик добычи, угодившей в западню. Почерк. Тот самый, что был на записках. Бордовые чернила, фигурные буквы. Тот же самый почерк, который уверял, что «нам надо поговорить», теперь сообщает, что следующее блюдо – медальоны из говяжьей вырезки.

За спиной у Адриана я протягиваю меню Салли. Мелкие морщинки прорезают ее лоб, когда до нее доходит. Прикидывается она, или так же ошарашена, как я?

Она отодвигает нетронутую тарелку.

– Ничего себе Уэслиан раскошелился – даже нанял человека, чтобы писать меню от руки! У меня в памяти еще живы времена, когда в Моконе нас разве что не собачьим кормом потчевали!

Девушки вежливо смеются, вероятно вспоминая собственные отношения с моконовской едой. Салли любила делать вид, что ест все, что хочет, но на самом деле она только брала все, что хочет, а дальше клевала по чуть-чуть – то ли не могла, то ли не желала наедаться. Когда кто-нибудь отпускал комментарии о ее острых, как бритва, ключицах и торчащих ребрах, она все списывала на быстрый метаболизм – ведь худоба с усилиями пробуждает не такую зависть, как худоба без усилий.

Я наблюдаю за Эллой. Она режет помидоры на ровные четвертинки и никак не реагирует.

– Интересно, как у человека получается так аккуратно писать. – Салли делает вид, что изучает меню. – Я и имя-то свое поди не напишу уже!