Дезертир

Папелитка догорела, и я поспешил закурить новую. Нет, не все так просто! То, что неизвестный мне гражданин Ножан оказался в списке, еще не значит, что я найду там помощь. Этот человек был мне нужен, но нужен ли ему я? Нет, спешить нельзя…

Последняя строчка. Я медлил, надеясь, что именно там я найду таинственный «сезам». Несколько букв, скорее всего фамилия. Свеча уже догорала, когда я наконец вывел первую букву — «Д»…

Нет, сезам не отворился. Фамилия — неизвестная, ничего мне не говорящая — Дюпле. Просто Дюпле — без имени и адреса…

Свеча догорела. Я не стал зажигать новую, хотя следовало еще раз прочесть записи и, запомнив, превратить их в пепел. И эта надежда не оправдалась. Странно, я почему-то не расстроился, словно знал все заранее. Наверно потому, что давно понял: путь на серое небо не будет легким. Идти придется долго, а я уже устал. Господи, как я устал!..

Ночью дверь бесшумно отворилась — и тень, черная с головы до пят, проскользнула в комнату. Я был готов и, не зажигая света, передал призраку запечатанный пакет. Кажется, он пытался что-то сказать, но мне не о чем было говорить с бароном де Батцем. Дождавшись, пока тень исчезнет, я запер дверь — и забыл о нем навеки…

В этот день Шарль Вильбоа выглядел значительно бодрее. Увидев меня, он весело усмехнулся и отложил толстую книгу in octavo, которую перед этим штудировал.

— Читаете? — Я присел на койку. — Значит, дело пошло?

Его рукопожатие было теплым и твердым. Я окончательно убедился — дело действительно идет на лад.

— Утром принесли, — Вильбоа кивнул на книгу. — Сегодня ко мне начали пускать, и, представьте себе, гражданин Люсон, обнаружилось, что у меня целая толпа друзей…

— Журналисты — люди дружные, — кивнул я.

— Ну… — Шарль развел руками. — То, что забежал Демулен25, это еще понятно. Мы с ним действительно приятели. Но Эбер! Впрочем, гражданин Эбер собирается тиснуть статью о том, что я стал жертвой злодейского покушения аристократов…

Тон его мне понравился. Та страшная отчужденность, которую я заметил при нашей первой встрече, исчезла. Шарль, конечно, бодрился, но уже не походил на человека, потерявшего душу.

— Кстати, — глаза парня стали серьезными, — мои друзья собрали денег. Как я понял, кто-то из вашей компании заплатил за мое лечение…

— И эти деньги, — подхватил я, — вы отдадите сестре Терезе для другого больного, у которого с друзьями хуже.

Он на миг задумался, затем кивнул. Я между тем с интересом раскрыл книгу. Она сразу же показалась необычной. Увидев заголовок на латыни и дату издания, я едва удержался, чтобы не присвистнуть.

— Редкая, — понял меня Вильбоа, — 1625 год, издание отцов-иезуитов. Вчера я написал записку приятелю, у него дядя книготорговец…

— «Житие и деяния благочестивых отцов Гильома, епископа Мосульского, и Петра, епископа Памье», — с трудом разобрал я. — Помилуйте, гражданин Вильбоа, что это?

— Ага! Заинтересовались? — журналист приподнялся на подушках и неуверенно оглянулся. — А знаете, гражданин Люсон, я бы попытался встать и прогуляться. Хотя бы по коридору…

Я хотел было возразить, но решил, что парень прав. Он жив — и хочет чувствовать себя живым.

Мы выбрались в коридор и медленно прошли к большому окну, выходящему во двор. Вильбоа остановился и вздохнул:

— Все. Постоим. Так вот, о книге. Я ее когда-то читал… Нет, не читал, просматривал, а сейчас решил изучить основательнее. Написана в начале XIII века достаточно любопытной личностью — кардиналом Ансельмом Орсини, одним из отпрысков этого разбойничьего рода. Отец Гильом — его учитель, а Петр, как я понимаю, близкий друг…

— Гильом — епископ Мосульский? — вспомнил я.

— Интересно, правда? Да, под конец жизни он возглавлял епархию в Мосуле при потомках знаменитого атабека Имадеддина. А вообще сей Гильом — весьма ученая личность, богослов и автор знаменитой в свое время книги о святом Иринее. Но мне куда любопытнее не он, а отец Петр…

Признаться, меня не очень интересовали жития почтенных епископов. Я надеялся узнать у гражданина Вильбоа нечто, касающееся современности, но решил не торопиться. Всегда полезно выслушать собеседника.

— Отец Петр, иначе Петр Нормандец, принял трудную епархию. Памье — это рядом с Тулузой, в те годы — катарское гнездо… Впрочем, меня заинтересовали не катары.

Вильбоа умолк, а я вдруг понял, что разговор этот — не случаен. Шарль куда-то клонит, все это неспроста.

— Кардинал Орсини пишет, что в Памье была смута. Некие демоны нападали на людей, в результате пейзане озверели и взяли замок, где оные оборотни имели место пребывания. Одно из чудищ закололи на месте, после чего голову, как пишет Орсини, «видом ужасную», водрузили на пику…

— И? — не выдержал я.

— И через пару дней сей демон снова явился во плоти! Ну отец Петр провел крестный ход, силы Врага расточились…

Я понял. Шарль Вильбоа и не пытался уйти в седую старину. Демон явился во плоти…

— Там есть объяснение? — вновь не выдержал я. Шарль покачал головой и усмехнулся:

— Задело? Да, объяснение есть — и прелюбопытное. Но об этом поговорим в следующий раз. А сейчас… Он взглянул мне прямо в глаза.