Детство, помимо всего прочего, это еще и полнота возможностей. В свое время в ходе антропогенеза именно сохранение разброса вариантов поведения (гибкость реакций) позволило некоторым приматам лучше других справиться с меняющимся миром. Они смогли избежать специализированных фиксаций, после которых ничто подлинно новое уже не может внедриться в жизненный мир. Те виды, которые пошли по пути специализации (по самому экономному, надо признать, пути), конечно, «облегчили себе жизнь», оптимально вписавшись в одну-единственную экологическую нишу, но закрыли себе ворота разума, способность перемещаться по всем экологическим нишам, пробуя себя в них. Таков, например, был «выбор» гигантопитеков, подчинившихся жесткому специализированному отбору и нарастивших огромные челюсти. Эти создания сразу получили, так сказать, ситуативные преимущества, но они вымерли вслед за исезновением единственно благоприятной для них экологической ниши. Их погубила
роковая специализированность, подчинение первой попавшейся экономичности.Долгое детство человеческих существ, чрезвычайно губительное с точки зрения всех законов Дарвина, с точки зрения всех известных нам принципов доразумной организации, есть величайшее достояние человека. И если взять уже собственно человеческую историю, то чем ближе к элите, к сословию господина находится ребенок, тем более долгое детство ему гарантировано. Высшим кастам доверяется блюсти высшие ценности. А если мы обратимся к стандартной разметке пространства архаических социумов, мы увидим, что для каждого индивида там есть специализированная ячейка, где (в которой) ему предстоит быть. За каждой ячейкой закреплена особая, достаточно подробная программа, включающая в себя даже программу самочувствия для того, кто в эту ячейку попадает. Этим снимаются огромные трудности и неопределенности выбора. Но одновременно снимаются и возможности развития, то есть опасного, непредсказуемого пути.