Дежа вю

– Ты уже даёшь нам это! – громовым раскатом отозвалась площадь, и Андрей внезапно почувствовал, а потом и увидел, как его тело источает красно-чёрные флюиды. Они тонкими змеями расплывались по всей площади, а толпа впитывала их своими телами, хрюкая от наслаждения. Андрею стало ещё страшнее, и он увидел, как тонкие языки превратились в толстые и мощные потоки, как монстры протягивают руки по направлению к ним и с восторгом поглощают. Андрей начал рваться, пытаясь освободиться, он прикладывал огромные усилия, он сражался изо всех сил, но ему не удалось ни на йоту разогнуть хотя бы одно звено из крепко обхватившей его цепи. Тогда им овладело чувство безграничной ненависти, он стал метаться на цепи, как сторожевой пёс на привязи, брызгая кровавой слюной и изрыгая страшные проклятия. Флюиды приобрели тёмно-фиолетовый оттенок, и толпа хором застонала от удовольствия, которое он ей доставил. Андрей бесновался, то чертыхаясь, то пытаясь воззвать к их разуму или закону, и всполохи попеременно меняли цвет с чёрного до багрового и лилового, доставляя всё новые и новые радости сборищу уродов.

Наконец он устал и, тяжело дыша, уселся на помост, дотрагиваясь пальцами до назойливо саднивших, запёкшихся губ. Внезапно он ощутил, что весь, с головы до ног, покрыт липким потом, что пересохло горло и очень хочется пить, что в мозгу стучит одна-единственная мысль: «Это неправда! Это не может произойти со мной! Это просто дурной сон, вот сейчас я проснусь, и всё будет так, как обычно!» Учитель изо всех сил зажмурился, потом открыл глаза: ничего не изменилось – всё то же равнодушное серое небо, те же деревянные плохо струганные доски, та же алчущая его смерти толпа. Внезапно его охватило такое острое, такое болезненное чувство жалости к себе, что Андрей не смог сдержать слёз, и они кривыми ручейками заструились по его грязному лицу:

– Отпустите меня, пожалуйста! Отпустите! Я очень хочу домой и…жить!

Плечи его задёргались, он встал на колени и с мольбой сложил руки, пытаясь смягчить своих палачей, но тщетно: они лишь весело захрюкали, увидев, как его эманации поменяли цвет на коричневый самых разных оттенков.

«Неужели это всё? – обречённо подумал историк и подивился внутреннему опустошению, наступившему после этой мысли. – Неужели это то, ради чего я жил всю свою жизнь – послужить пищей сборищу уродов?!» Он увидел, как коричневые языки превратились в тёмно-серые и как вся площадь содрогнулась, словно в одновременном групповом оргазме.

– Ты наш! – опять услышал он эти слова.

– Время пришло!– громко произнёс директор его школы.

Андрей безвольно опустил голову на руки и почувствовал, как его грубо подхватили подмышки и поволокли на плаху. Словно тряпичная кукла, он позволил палачу поставить себя на колени и положить голову на пропитанную кровью поверхность, прижавшись к ней щекой. Палач откинул с его шеи длинные волосы и занёс топор. Андрей покорно ждал своей участи, бессмысленно повторяя про себя: «Это неправда, этого не может быть! Только не со мной!»

Топор, резко просвистев в воздухе, со смачным хряпом опустился на его шею, и голова учителя, отделившись от тела, запрыгала по доскам. Палач поймал её за волосы и поднял вверх, показывая толпе, и в те недолгие мгновения, которые ещё отвела ему судьба до окончательной смерти, угасающим сознанием Андрей увидел, как ярко-красным фонтаном бьёт из его шейной артерии кровь и как толпа с визгом и хрюканьем ловит её, подставляя рты, ладони, лица, купаясь в ней, поглощая её. Всё погрузилось во мрак…

– А-а! – закричал Андрей и резко сел на кровати, тяжело дыша и обливаясь потом. Он, покачиваясь, немного посидел, приходя в себя, потом пробормотал:

– Что же мне такое приснилось-то?!! – и опять упал на подушки. Будильник не звонил, но в окно с трудом пробивался рассвет, и Андрей со вздохом опять сел на постели: пора было начинать трудовой день. Он нехотя опустил ногу на пол, почувствовал под голой ступнёй что-то скользкое и посмотрел вниз: это был мосол, который ночью притащил сюда кот. Андрей лениво отпихнул его босыми пальцами, встал и пошёл умываться, но, не пройдя и двух шагов, опять наступил на кость, поскользнулся и упал, ударившись локтем об стул.

– Ах ты, паразит! – завопил он, потирая ушибленное место (удар пришёлся как раз на электрическую косточку и всю руку от локтя до пальцев словно огнём прожгло). – Сколько раз я тебе говорил, чтоб не смел таскать сюда кости!

Из скомканного одеяла поднял удивлённую морду кот, сощурив глаза, посмотрел на своего хозяина, оценил ситуацию, которая, по всей видимости, не сулила ничего съедобного, и, свернувшись поуютнее, продолжил спать.

– Дрыхнешь, сволочь! – обиженно пробормотал Андрей и направился в ванную. Забрызганное пастой зеркало отразило небритую, помятую физиономию. Учитель внимательно рассмотрел её и подивился, почему он так плохо выглядит: мешки под глазами, набрякшие веки…

– Да… возраст не тётка,– потирая подбородок, сказал он. – Тридцать три – это вам не двадцать три!