Дежавю

– Мне надо, чтобы ты пришёл к нам, – хрипел из динамика Рон, – мы уже пригласили звонивших, будет целая студия. Они помнят о той аварии, говорят, тогда за рулём был какой-то наркоман, а погибший был известным учёным, но я ничего не могу найти об этом случае в интернете, будто стёрли всё, понимаешь? Хотя новости тогда точно были…

Как же болит голова.

– Сэр, откройте машину! – кто-то стучал в лобовое стекло. – Вы ранены? Мы уже вызвали скорую помощь.

Я посмотрел на кого-то, кажется, он был в полицейской форме, но это не точно, я показал место ранения, мол, всё нормально, ранили только в плечо.

– Сэр, мне нужно, чтобы вы открыли дверь…

Как же кружится голова.

Полицейский исчез, как и все исчезло, только голос Рона откуда-то издалека.

– А сейчас, я так понимаю, убили его дочь, – Рон всё ещё звучал в телефоне, телефон валялся у ног, – и ты был с ней знаком?

Я не мог пошевелить ничем. Будто тело перестало быть моим телом.

Отключаюсь на какое-то время и опять прихожу в себя.

Я всё в той же машине, только всё куда-то плывёт. Всё плывет перед глазами: панель приборов, руль, лобовое стекло, всё расширяется большими волнами и сужается так же, как круги на воде, и я в этих кругах, в изменённом пространстве. Вдруг всё собралось в одну яркую точку, крохотную звезду, и я над этой звездой, один в кромешной тьме, возношусь над всеми. Где-то издали голос Рона, он отдаляется, как и это свечение, или это я уходил от него… Вокруг меня теперь много таких свечений, много ярко мерцающих звёзд. Я будто в центре самой Вселенной, где-то на Млечном Пути. Меня расщепляет на атомы, словно и я становлюсь каждым атомом, миллионным в миллионах частей.

Я закрываю глаза.

Темнота.

– Керри, ты как?

Кто-то толкает меня в плечо.

«Эй, прекрати, чёрт возьми, у меня огнестрел!» – думаю я во сне.

Хватаюсь за руку, только рука уже не болит. Почему не болит рука?

– Рассматривается дело, – слышится голос судьи.

В ушах звенит и стреляет, я не слышу почти ничего. Открываю глаза – только гул, и судья – большая чёрная женщина с молоточком, в широкой мантии, беззвучно раскрывает рот.

Я в зале суда.

Оглядываюсь по сторонам, всматриваюсь в незнакомые лица.

Вдруг всё передо мной побежало и убыстрило ход, как в ускоренной перемотке. Только я, сидя на месте, смотрел, как всё это бежит. И судья, и присяжные в зале – всё суетилось и ускорялось, жужжа как пчелиный рой. Весь судебный процесс мчался перед глазами. Будто я его промотал.

Я часто моргаю, бью себя по ушам, хочу хоть что-то услышать.

Всё замедляется постепенно, и движения, и звуки, возвращая привычный мне ритм. Смотрю на судью. Различаю слова.

– Суд принял решение, – говорит она, – об удовлетворении иска мистера Крамера о вторжении в личную жизнь и незаконной съёмке его жены и малолетних детей в пользу истца. Мистер Мильтон признаётся виновным и приговаривается к штрафу…

– Что за чёрт! – вскрикиваю я.

– Тихо ты! – меня толкнули в бок.

Я пришёл в себя.

– …а также к отстранению от журналистской деятельности, – продолжает судья, – сроком на пять лет. Вы согласны с решением суда, мистер Мильтон?

– Нет, не согласен! – подпрыгиваю я на стуле.

Я не понимаю, какого чёрта здесь происходит.

– Вы можете подать апелляцию в течение двух недель, – смотрит на меня судья поверх очков.

Я же её уже видел… Я это точно помню!

– «Новая газета» признаётся виновной в незаконном распространении личных фотографий семьи Крамеров и приговаривается к штрафу в четы… – судья ещё раз взглянула на меня, – в пятьсот тысяч. Заседание объявляю закрытым.

Удар молотка по столу.

Я окончательно прихожу в себя.

– Какая собака тебя укусила. – Парень в пиджаке и с папкой смотрел на меня, как на последнего идиота. – Мы же с тобой договаривались, что ты полностью признаёшь свою вину. – Он встал со стула.

Похоже, это мой адвокат.

– Какую вину? – перешёл я на шёпот.

– Знаешь, – покосился он на меня, – померь-ка температуру, если что, я скажу, что ты болен.

Он сложил папку в дорогой дипломат, закрыл хромированные замки и вышел из-за стола.

– Ну бывай, Керри.

Подождите-ка, я же здесь уже был, я оглядывался по сторонам – точно, был, только сидел я тогда не здесь, не на этом месте, а дальше, гораздо дальше, и давал показания, только свидетельские…

– Какого чёрта ты делаешь! – на меня шипел до боли знакомый голос.

Хендерсон наклонился ко мне ещё ближе и стал оплёвывать вылетавшей изо рта слюной.

– Я тебе сказал, закрой рот и со всем соглашайся, мы и так из-за тебя огребли по полной! – продолжал он оплёвывать мой затылок.

Это же не мой суд! Я здесь был двадцать лет назад, но был как свидетель Хендерсона, уверяя суд в его непричастности к тем фотографиям, к которым он как раз таки был причастен, которые по его приказу сделал Стив. А после был уволен. Из-за этих самых фотографий и изъяли тогда весь тираж, вот только я не следил ни за какими селебрити, я не писал никакую статью, её писал Стив. Какого чёрта я сейчас на месте Стива?

– И да, парень, – Хендерсон наклонился ко мне ещё ближе, – с сегодняшнего дня ты уволен без выходного пособия.

Вот ведь сукин сын!

Я закрываю глаза, пустота и мерцание звёзд.