Дежавю

– Энергия сейчас дороже золота, и на подобные шалости просто нет денег, и желания, если честно, никакого нет. Есть более выгодные проекты.

– Но мы стоим на пороге, мы почти…

– Почти что? – ухмыльнулся он. – Отправили человека в прошлое?

– Не человека, металлический шар.

– Шар? Прекрасно! Ну и как там, в прошлом? Он что-то сказал, этот ваш металлический шар?

Я чувствовал, как щёки мои покрылись жарким багрянцем, как на глаза навернулись слёзы, как ладони сжимались в холодный кулак.

– Вот не надо мне, пожалуйста, здесь ваших истерик. Не надо. Во-первых, вы занимаете огромные помещения, во-вторых, большой штат людей, учёные, знаете ли, – товар штучный, а такие, как наши, тем более, а вы забрали самых лучших из тех, что у нас были, и мы им всем платим зарплату, чтобы они делали непонятно что. И, – он остановился и пристально посмотрел на меня из-под очков, будто выискивая последние намёки адекватности на моём лице, – вы же не считаете, мистер Невилл, что я и вправду во всё это верю?

– Вообще-то, считаю.

– Ну да, – окинул он меня всё тем же взглядом, – ну да, вы думаете, все такие, как вы. Я имею в виду, идейные. Нет, мистер Невилл, не все. Кто-то ещё твёрдо стоит на ногах, кто-то ещё следует логике мыслей.

Да уж конечно, и этот кто-то – ты…

– Вы хоть представляете, что было бы с миром, если бы все были такими, как вы?

– Не представляю.

– И слава богу. Понимаете, Этан…

– Этан Невилл. – Как же хотелось плюнуть в его наглую рожу.

– Конечно, как скажете. Понимаете, мистер Невилл, мы выставили ваше исследование по созданию, как их там. – Он взял листок, и, поправив очки, прочитал: – Световых межвременных туннелей, на соискание грантов, и, к моему огромному удивлению, мы эти гранты тогда нашли. Не скажу, что спонсирование уходило только на вашу лабораторию, институт обделён не остался, ну, вы понимаете…

Я понимал, что этот хапуга брал себе четверть от выделяемых нам средств, если не больше. И никаким физиком он не был. В наше странное время никто не был тем, кем должен был быть. Он был экономистом, он экономил на всём.

– Но, как говорится, – изобразил сожаление декан, – no money, no honey.

– А если я найду спонсоров?

– Вы? Ну вот как найдёте, так и приходите.

– Вы не понимаете! – я задохнулся подступающей злобой. – Мы не можем прерваться! Всё только началось!

– Как это только началось? Только сейчас началось? А чем вы занимались все эти годы? Мне нужны результаты, мистер Невилл, результаты.

– Шар проходит через туннель и возвращается.

– Куда проходит, откуда возвращается? Это нам неизвестно.

– Из временной…

– Всё-всё, пожалуйста. Все эти ваши физические фокусы, на это уходит слишком много средств.

– Фокусы?!

– Хорошо, эксперименты. Какая, собственно, разница?

– Но мы не можем прерваться сейчас!

– Мы не можем продолжить сейчас, вот что я вам скажу. Давайте так, я даю вам месяц, чтобы закруглиться, а потом делайте что хотите.

Я медленно поплёлся к двери, не чувствуя земли под ногами. Вот оно, думал я, отсутствие гравитации, отсутствие связи с реальностью – неверие в неё. Я не хотел верить в то, что со мной происходит, я не понимал, как такое может происходить.

– В конце концов, я же не увольняю вас из института! – крикнул декан мне в спину. – Вы так же можете преподавать и работать над новыми проектами. Только, пожалуйста, не над такими дорогими, как этот!

2 глава

Генрих Шёнау не ел уже вторые сутки. Или третьи, он сбился со счёта. Он сбился со счёта, сколько раз возрождалась в нём надежда и умирала опять в предсмертных судорогах, в последних конвульсиях. Сколько раз он просыпался с надеждой, что всё это сон, сколько раз он видел своё измученное лицо над бурлящим водой умывальником в зеркале, протёртом до блеска, понимая, что всё это – явь. Он бродил по огромному дому, где лестницы были из мрамора, а стены – в головах убитых им животных где-то на просторах дикой Африки. Он вспомнил, как взваливал эту добычу в огромный пикап, как приносили ему после эти головы, как развешивал он их по стенам, как смотрели они на него, будто крича сквозь приоткрытую пасть о его могуществе, безнаказанности, о беспомощности его…

Он был беспомощен сейчас. Он был беспомощен последние тридцать недель перед силой природы, которую он всегда подчинял, перед силой болезни, которую ненавидел, перед силой уходящего времени, которое забирало её. Из комнаты на втором этаже доносился монотонный писк медицинских приборов. То, что ещё полгода назад было детской, стало лучшей больничной палатой страны. Он скупил всё, что можно было скупить, он нанял лучших докторов. Не веря каждому предыдущему, он привозил следующего. По фамилиям профессоров, к которым он обращался, можно было составить карту мира, по плану лечения каждого второго можно было подумать, что каждый первый – болван. Хотя все они были именитыми и имена их были известны во всех медицинских кругах. Шёнау прошёлся по всем кругам, по всем кругам ада, ведущим спиралью к жерлу чёртового пламени. Он отказался от всех профессоров, оставив только того, кто сказал, что надежда всё ещё есть.