Дежавю

Интересно, он сожалел о том, что сделал? Я взял фотографию деда со стола – ту самую, единственную, на которой он улыбался. Чем лучше я его помнил, тем более суровым он мне казался. Отец говорил, что иногда деду приходилось принимать непростые решения, что человека делает человеком не способность совершить что-то доброе, а неспособность совершить что-то злое. Этан Невилл же был способен на всё.

Вот что меня в нём пугало – его взгляд, который я и запомнил, он был фанатичен и холоден, он был способен на всё.

Я никогда не видел ту статью, о которой рассказывал дед, может, если с неё все началось…

Я включил компьютер и вбил нужный логин и пароль во всплывшее окно безопасности. По экрану побежали цифры – это была другая сеть – скрытая, недоступная простому человеку. Я решил то уравнение, когда мне было 23, я знал ответ, но никогда не пользовался им. Бегущие коды исчезли, показав простое окно, время, дату и место.

Ноябрь, 2018 год…

Библиотека города Окленд.

Вышел список из семи библиотек. И почему я не спросил его, в какой именно? Или во всех? Я выбрал одну. Всё как обычно, обычный сайт. Я залез в архив. Только книжный. Перешёл на другую – то же самое, в третью – тоже книги. Четвёртая была, по-видимому, центральной. Я вошёл в раздел «журналы и газеты». Так и есть. Я искал некролог о каком-то пекаре. Я нашёл его через пару минут. Он был в ноябрьском выпуске.

«Сегодня мы простились с прекрасным пекарем Абдулом Селимом. Всю свою жизнь Абдул Селим пёк лепёшки и раздавал их бедным…»

Я закрыл глаза.

И вот я опять был там, в своём прошлом, со своей семьёй за одним столом.

– Так ты убил его, дед? – стучал я ногой по ноге деда, изображая шёпот.

– Кого? – не понял он.

– Того журналиста.

Отец заливал молоком хлопья, дед ел овсяную кашу, мама посмотрела на меня.

– Дедушка никого не убивал, Льюис, что за глупые вопросы, – сказала она.

– Почему не убивал? Убивал, – совершенно спокойно ответил дед.

– Ричард! – мать покосилась на отца.

– Папа! – отец покосился на деда.

– А что такое? Ребёнок должен знать правду. Убивал, но не этого журналиста, я изменил его прошлое, а значит, в настоящем он уже не мог найти меня. Одна небольшая деталь – и он уже не был причастен к тому некрологу.

Я ещё раз перечитал некролог какому-то Селиму. Выделил фото и удалил, потом выделил текст и удалил его тоже, вместо статьи зияла пустая страница из пикселей. Чёрт возьми, я мог написать всё что хотел…

Я потёр глаза, и вот уже мы с дедом стояли с удочками у берега небольшой реки.

– А он тебя видел? – закинул я крючок и тут же зацепился за ветку.

Дед даже не взглянул на меня, только на свой поплавок.

– Кто?

– Этот журналист…

– Видел.

– Близко? – я тянул удочку, а вместе с ней и кленовую ветвь.

– Достаточно, а что?

– И ты не боялся?

– С чего мне его боятся? Это же я держал его на мушке, а не наоборот.

– Почему ты его не убил?

– Это бы ничего не решило. Мне нужно было, чтобы он ничего не знал о статье. Чтобы он вообще не писал некролог, чтобы он не был тем, кем был.

– Значит, он прожил уже новую жизнь по изменённому прошлому?

– Значит, прожил.

– А какая была его новая жизнь?

– У него была жена и двое детей, но главное – у него не было той статьи, с которой он бегал по всем каналам.

Стук в дверь.

Я открыл глаза.

Чем отличается реальная память от искусственной? Тем, что даже выйдя из воспоминаний, ты помнишь, чем всё закончилось.

Рыболовный крючок я оставил на дереве, а новым распорол себе губу. Дед тогда сказал родителям, что генетика всё же самая ненадёжная вещь.

Я не мог отойти от того разговора, мне казалось, что этот журналист – единственный, кто мог мне помочь.

Передо мной экран компьютера с пустотой вместо статьи. За окнами непроходящий смог, за лозунгами «Новой земли» тысячи погубленных жизней, за этим временем не было будущего.

В дверь опять постучали.

– Льюис Невилл, откройте, полиция!

Я смотрел на фотографию юного деда с грамотой в руках…

Часть IV

1 глава

Я открываю глаза.

На меня со всей дури несётся ребёнок и бьёт головой промеж ног. Я скрючиваюсь от боли.

– Роско, сынок, не бегай дома в велосипедном шлеме, он только для улицы.

Звук каблуков, женские туфли, от неё пахнет домашним печеньем и духами.

– Ты как, дорогой? – подошла ко мне Виктория. – Странно, ты обычно всегда уворачивался, – улыбалась она.

– Какого чёрта! – Я не мог до конца разогнуться, так и стоял посреди… Посреди чего? Посреди прихожей. Чей это дом?

– Не ругайся, дети услышат.

Чьи дети?!

– Какого чёрта! – раздался детский голос за стенкой. – Какого чёрта, – дразнился какой-то пацан…

– Ну, молодец! – посмотрела на меня Виктория. – Лучше б чему хорошему научил!

Подождите-ка, это что, мой ребёнок?

– Я сейчас на работу. – Она надевала пиджак. – Не забудь отвезти их в детский сад.

– Куда?

– Ты же говорил, у тебя выходной, Керри.

– Говорил?

– Кстати, как твоя сделка по тому дому?

– По какому дому?

– В котором термиты. Ты говорил, там отличный ремонт. Так ты продал?

– Дом с термитами?