Дежурные по стране

Вооружённые автоматами злобы, опоясанные патронташами мести, увешенные гранатами жестокости, скинхеды вышли на улицы города, чтобы разрядиться и посеять страх и панику в сердцах иностранцев. Блевота смело шла по местному Бродвею, в ногу шагала. Чтобы не наступить в неё, люди шарахались в сторону. Парочки влюблённых вспархивали со скамеек и, взявшись за руки, улетали в более безопасные места.

Морозный воздух отрезвил Левандовского.

— У Стёгова за каждым лозунгом — ненависть, — покатился с горы снежный ком мысли. — Ни слова о любви и созидании. Всё построено на одном разрушении, пронизано отрицательной энергией. Допустим даже, что бригадир прав насчёт всех иноземцев поголовно. Тогда выходит, что тёмные силы, — которые олицетворяют собой фашисты, заражённые злобой, — организовали борьбу с иностранными тёмными силами. Получается, что дьявол схватился с сатаной. Это нонсенс. Чёрный не закрасить чёрным, при столкновении они могут образовать только ещё более страшный иссиня-чёрный… Но ведь ещё и не прав бригадир. Спиртовик азербайджанец? В ста метрах от него русский бодягой торгует; обоих крышуют наши родные менты. Цыгане? А что цыгане? У их барона подвязки в мэрии. Китайцы? Ну и что? Торгуют дешёвым товаром, который не бьёт по карману нищего n-ца. За то, что выпускают товар с низкой себестоимостью, их уважать надо, а не тиранить. Они же тем самым подстёгивают нас к занятиям отечественным производством и временному уходу от торговли, в сфере которой мы пока не можем с ними конкурировать. Производство — причина, торговля — следствие. Из следствия никогда не вытекает причина, из болванки — станок, из колоса — поле, из ребёнка — его родители. Ведь всё предельно просто, а мы в трёх шагах заблудились. Конечно, можно из следствия вывести причину, но мы её всё больше в других видим, а в себе — нет… Разве этому учили Пушкин и Лермонтов?

Левандовский не заметил, что произнёс последние слова вслух.

— К чему ты о поэтах? — повернувшись к Алексею, спросил шедший рядом Стёгов.

— Не понял.

— Понял, не понял — отвечай, когда бригадир спрашивает. Честно и прямо. Твои мысли — мои мысли. Так мною определено.

— А мои сомнения? — нашёлся Левандовский.

— И твои сомнения.

— Короче так, Виталя, — включил дурака Левандовский. — Пушкин — потомок эфиопа, Лермонтов — шотландца. Как к ним относиться?.. Поэты вроде русские.

— В натуре, объясни, Витальбас, — заинтересовались скинхеды, услышавшие разговор. — Пацан в тему спросил. Пушкин с Лермонтовым вроде за нас.

— Копает, сука. И эти за ним, — подумал Стёгов, приказал бритоголовым остановиться и, въевшись в наивно-пустые глаза Левандовского, произнёс: «Не парьтесь, пацаны. Пушкин — та ещё тварь. Выступал за отмену крепостного права, а своим крестьянам вольную не давал, последние соки с них высасывал. Около декабристов околачивался, которые против царя пёрли, а сам на Сенатскую площадь выйти зассал, съехал с участия в восстании. Они вышли, а он — нет. Африканская кровь, твою мать. — Стёгов, сплюнув, выругался. — А у Лермонтова строчки такие есть: «Люблю Россию я, но странною любовью. Не победит её рассудок мой». Странною, пацаны. Странною любовью.

— Как гомосек что ли? — спросил один из скинхедов. — В натуре, пидор гнойный. Странной любовью он любит. Люби, как все, как нормальные пацаны любят!

— Всосал, новобранец? — спросил Стёгов. — Как нормальные пацаны, а не как всякие пидорасы.

— Умён, змий. Ничего, пободаемся ещё, — подумал Левандовский, а вслух выдал: «Всосал. Против фактов не попрёшь».

Скинхеды пошли дальше. Когда они проходили мимо детского парка «Орлёнок», Левандовского заметили два его приятеля по институту. Парни из группы 99-4 проводили бритоголовую шайку взглядом, но Алексея не окликнули.

— Всё, — подумал Алексей. — Как выйдут на учёбу, разнесут по всему институту, что я теперь со скинами. Разговоров на неделю хватит. Обсудят и осудят, по косточкам разберут. Вот она — слава Герострата. Сбылась мечта идиота.

Проигнорировав красный сигнал светофора, банда перешла перекрёсток улиц Вяткина и Ленина. Один из бритоголовых остановился на «зебре», вращая тазом, помочился на спину безобидного животного, стряхнул с отростка последние капли, с ядовитым удовлетворением ощерился и со словами: «Привет саванне», — побежал догонять остальных.

Из закусочной «У Оли» навстречу фашистам вывалила полупьяная компания офицеров, служивших в мотострелковой бригаде, расквартированной в городе.

— Схлестнёмся, — подумал Левандовский. — Как пить дать. Кажется, вечер перестаёт быть томным. Эти дорогу нам не уступят. — В кровь Алексея толчками выбросился адреналин, и вены его закипели. — Это вам не узбеков в подворотнях запинывать. Тут десять против одного не пройдёт. Силы равны. Сейчас они нам устроят такой Сталинград, что мало не покажется. До самого Берлина драпать будем.

Расстояние между компаниями сокращалось. Тридцать… двадцать… десять метров…

…Пересечение взглядов.

Попытка расшифровки чужих намерений.

Мысленный рентген силовых и морально-волевых качеств потенциального противника.