Дима аж загляделся на этот калейдоскоп, поймав себя на мысли, что в очередной раз потерял контроль над своим либидо. Как она это делает? Вроде, с одной стороны, движения в высшей степени естественны, но с другой — настолько точны и выверены, что ни о какой естественности и речи быть не может. Так заставить работать занавеску из волос можно только длительными тренировками, доведя все движения до автоматизма.
А Ведьма только увеличивала амплитуду своих страданий, находясь уже на грани, за которой неминуемо наступает безудержный рёв с истерикой. Она так себя жалела, так жалела, что Дима просто был обязан заразиться и проявить действенное сострадание. И он «состраднул», насколько позволил артистический талант.
Сначала он вошёл, но не в неё, конечно, а в её положение. Показав всем своим видом, как он страдает и переживает вместе с ней, а местами и вместо неё. Аж самого себя стало жалко. Затем принялся успокаивать, чем ещё больше расковырял сердечную рану, но не в инфарктном, а переносном смысле этого слова.
Посчитав, что подыграл её ходу достаточно, двинул в атаку злющего ферзя, устроив настоящий допрос с пристрастием: кто эта сволочь, что обидела его любимую жену и где эту мразь найти для немедленного убивания.
Но допрашиваемая, не прекращая лить крокодильи слёзы, только отнекивалась, буквально моля всемогущего Главу Рода о ненадобности кровопролития. Пусть он мерзкий насильник и безжалостный мучитель, но ей его жалко. Ведь он человек, и она никогда не сможет себе простить, что из-за неё кого-то лишили самого дорого — жизни.
Вот только вошедшему в роль Отелло это всё основательно надоело, и он решил на правах тут самого главного самца поселения, перевести затянувшуюся партию в давно уже желанный эндшпиль. К эмоциональному и не литературно-словесному напору он добавил физический.
Для начала, в порыве жажды убийства обидчика, он попытался порвать на себе рубаху, как это делают киношные морячки в тельняшках. Не получилось. Крепкая оказалась, зараза. Тогда, рыча в неистовстве, он просто содрал её через голову. Зачем-то видимо для увеличения наглядности, бросил под ноги и с остервенением затоптал. Да так театрально, предвзято и амплитудно-размашисто, что даже Ведьма поверила и на несколько секунд вывалилась из образа, перестав реветь и открыв рот, зависла на его экспромте, полностью поглощённая действом.
И тут же, не давая ей опомниться и предпринять какие-либо противодействия, он надвинулся всей массой, словно таран на ворота, одним движением воздуха опрокидывая чернявую голышку на спину, но при этом, как заведённый, требуя от неё имя мерзавца. Под таким напором девушка тут же сдалась. А какая бы смогла устоять? Им, конечно же, оказался беззубый. Как будто Дима этого не знал. И стоило ей столько времени ломаться.
А дальше был безумный секс. Она стонала, как на пыточном столе и царапалась, как беспризорная дворовая кошка, которую сдуру решили погладить. А он рычал от боли, даже матерился по-русски, постоянно извиваясь всем телом, стараясь сбросить со спины её когти из зацепа с его бедной кожей.
Ему казалось, это продолжалось целую вечность. Непонятно, получала ли удовольствие Ведьма — не следил за её возбуждением. Было не до этого. Но из-за её коготков, а затем и зубов, оставляющих лиловые укусы на его груди, он никак не мог закончить эту затянувшуюся партию.
Только когда, наконец, выловил её шаловливые ручки и прижал в подушках, заодно, как баран, забодав брюнетку в голову, тоже успокоив последнюю где-то в мягких атрибутах постели, чтобы не кусалась, он всё же довёл процесс до логического финала и, абсолютно выбившись из сил и истекая кровью, рухнул рядом, тяжело дыша и больше ничего не желая в этой жизни, уставился в потолок.
Они так и лежали параллельно, рассматривая верхнюю часть шатра. Друг на друга не смотрели. Друг с другом не разговаривали, но были одинаково счастливы и довольны сами собой. Однозначная и стопроцентная ничья, но явно какая-то ненормальная.
В случае нормальной ничьи, обязательно одна сторона оказывается довольной, что удалось уйти от поражения, а другая нет — упустив победу. Либо обе недовольны, взаимно полагая, что обязаны были победить. И лишь форс-мажорные обстоятельства в виде не того ветра или не стой стороны солнца и, как правило, обоюдного согласия, что судью действительно пора отправлять на мыло, не позволило вырвать победу.
А эта парочка, сыграв в ничью, были полностью довольны и собой, и результатом. Потому что оба ничего не знали о «ничейности» игры, считая себя безоговорочным победителем. Ведьма была уверена, что зацепила самого влиятельного самца в поселении и в будущем легко и непринуждённо будет им манипулировать в своих интересах, как захочет.