Диадема Марии Тарновской

Не желая тратить деньги на посыльного, он отправился в аптеку и придирчиво выбрал самые дешевые лекарства. Фраза доктора о том, что болезнь может развиться, если ее не лечить, крепко засела в воспаленном мозгу. Конечно, болезнь разовьется, и тогда эта ненавистная женщина умрет. Умрет – и наконец-то освободит его от своего присутствия.

Подумав об этом, он захотел немедленно выбросить все лекарства, но потом решил, что доктор может догадаться: больная не получила вообще никакого лечения. Что ни говори, а на идиота этот эскулап не похож.

Он постарается, чтобы жена не выздоровела, но сделает это осторожно, по-умному.

И тогда… Тогда можно будет вернуться в Россию и начать жить заново.

Глава 32

Приморск, наши дни

Надежда прошлялась по магазинам часов пять. За это время можно было купить несколько вагонов одежды.

– Дорогой, я уже в банке, – уведомила она меня, – я хочу, чтобы ты зашел в мой кабинет и посмотрел обновки. Кстати, я приобрела кое-что и для тебя.

– А вот это зря, – бросил я недовольно. – Ты сделаешь меня всеобщим посмешищем.

– Ну да, – парировала она. – Интересно, кто посмеет смеяться над мужем такой женщины, как я? И пожалуйста, не лишай меня удовольствия делать тебе приятное.

– Ладно, – проговорил я покорно, – сейчас буду.

– Я жду, дорогой.

Я плеснул в стакан минералки, глотнул и, проклиная все на свете, на негнувшихся ногах зашагал в кабинет жены. Перед дверью я задержался, чтобы придать своему лицу радостное выражение, и, когда мне это наконец удалось, толкнул дверь рукой:

– Ну, дорогая, показывай свои шубы.

Я вошел в кабинет и оторопел. У зеркала, примеряя полушубок из голубой норки, стояла белокурая девушка. Я еще не видел ее лица, но знал, что это она. Никогда еще мое сердце не билось так сильно.

– Это вы?

Я бросился к ней, но она скинула шубу, быстро забрала волосы в пучок и напялила ужасный парик, стриженный под пажа.

– Леночка, так это ты?

Я чувствовал себя героем повести Пушкина «Барышня-крестьянка». Кажется, его звали Алексей. Впрочем, это не важно. Я всегда плохо запоминал имена. Зато я хорошо запомнил финальную сцену. Главный герой врывается к барышне, чтобы сказать ей, что любит другую, но ту, другую, и застает. У меня была почти аналогичная ситуация, и я повторял как дурак:

– Ты, ты…

В коридоре послышались шаги Надежды, и Леночка приложила палец к губам. Впрочем, она могла этого и не делать.

– Я взяла несколько шуб, – жена накинула на плечи голубую норку, которая еще пять минут назад обнимала мою любимую, – как тебе эта?

Я уже говорил, что фигура моей жены была безупречной. Ей пошел бы и скафандр.

– Отлично, дорогая. У тебя отменный вкус.

Она немного повертелась перед зеркалом и повесила норку на спинку стула.

– А как тебе песец?

Песец тоже смотрелся неплохо, о чем я ей и сообщил. Жена пристально посмотрела на меня, словно пытаясь проникнуть в мои мысли. Это ей, слава богу, не удалось.

– Тебе и правда нравится?

– А зачем бы я стал тебя обманывать?

Она стала складывать шубы в пакеты:

– Ну хорошо. Завтра я куплю себе несколько платьев и брюк. Поехали домой, дорогой. Я хочу показать, что приобрела для тебя.

– Конечно, дорогая. – Я подошел к столу секретарши и, когда жена отвернулась, выразительно на нее посмотрел. Леночка взяла карандаш и написала на чистом листке бумаги: «Я позвоню, обещаю».

Настроение сразу улучшилось. Я почувствовал, как по лицу разливается блаженная улыбка.

– Ну где ты там, дорогая? Поторопись. Мне не терпится увидеть твои подарки.

После моих слов Надежда как птичка выпорхнула из кабинета. Ласковые слова, произнесенные мной, действовали на нее магически.

– Я готова, дорогой. Поехали.

Глава 33

Карлсбад, 1899 г.

Прошла неделя после болезни Марии, и ей не становилось лучше. Ни врач, ни она не знали: Василий не дает жене нужные лекарства.

Когда доктор пришел ее навестить, он заметил перемену к худшему и был удивлен и поражен: от цветущей женщины осталась одна тень, больная сильно похудела, глаза ввалились, щеки впали, кожа, казалось, обтягивала череп и просвечивала насквозь. Марию сотрясали приступы кашля, изматывавшие ее и без того усталое тело.

– По моим подсчетам, она должна была пойти на поправку. – Врач изумленно смотрел на Василия, посверкивая стеклами очков. – Но я вижу, что ей стало хуже.

Тарновский взял его под руку и вывел из спальни, пропахшей лекарствами и потом.

Мария собрала последние силы и, дрожа всем телом, встала, подошла к неплотно запертой двери и посмотрела в щель. Супруг, предложив врачу дешевую – на другие денег не было – папиросу, взял стакан с крепким, черным, как смола, недопитым чаем и наклонился к нему:

– Скажите, сколько ей осталось?

Доктор затянулся и закашлялся:

– Я все-таки надеюсь, что ваша жена выздоровеет. Зачем строить пессимистические прогнозы?

Василий порылся в кармане и протянул ему кредитку:

– Вам вовсе не обязательно так рьяно спасать ей жизнь.

Мужчина отпрянул от него, как от гремучей змеи:

– Что вы такое говорите, Василий Васильевич?! Я же врач!

– Вам просто не обязательно спасать ее, – настаивал Тарновский. – Не надо усердствовать – вот и все.