Диадема

– Рад всех видеть, – сказал Демьян. – Так, идем, спокойно, не торопимся. Но и не останавливаемся.

– На Силикатный? – уточнил Гарик.

– Да, – сказала Антанта, снова выходя на дорогу. Джет-пушка уже так не давила. Девушка понимала, что каждому из тройки друзей приходится куда тяжелее, чем ей. Она молчала минуту, позволяя им короткими фразами обсудить произошедшее и наскоро обменяться недостающей информацией.

Антанта не оборачивалась. Не прерывала их. Просто шла, зная, что они идут следом, никуда не пропадут, не бросят, не станут трепать нервы попусту. Груз ответственности за команду давил невыносимо, и она понимала, почему Фарадей не хотел себя отягощать ничем подобным. И этот груз давил больше, чем купол над головой, прижимал к земле сильнее, чем бесконечные тонны прайма глубоко внизу. Слезы потекли по щекам, и Антанта их не сдерживала. Не оборачивалась. Не хотела, чтобы Демьян, Гарик и Делфи именно сейчас видели, что она всего лишь одинокая и напуганная девчонка, выбитая из жизни. Не хотела показывать.

Хоть и знала, что они все понимают.

Глава 9

Поселок Силикатный всегда жил надеждой. На лучшие времена, на большее внимание к металлургической промышленности, к близлежащим силикатным озерам, к освоению родных земель. Надеждой на новую счастливую жизнь, на светлое будущее. Об этом говорили дорожки, бывшие когда-то ровными, а теперь превратившиеся в свалки булыжников. Говорили памятники вождям былых времен, навсегда застывшими суровыми и молчаливыми монументами давно умершим идеям. Вторили надежде и редкие хрущевки, трехэтажные малосемейки и понатыканные между ними частные дома. Навсегда заброшенная детская площадка с проржавевшей каруселью. Автостоянка, превратившаяся в кладбище машин. Несмотря на то что весь поселок можно было за пару минут пересечь пешком, на этом узком пространстве сосредоточилось слишком много памятников, безмолвно кричавших, что помнить о них уже некому. Что само их пребывание здесь уже не имеет смысла, и от этого на душе становилось еще тоскливее.

Внутренняя стена Ликана, отделявшая поселок от Липецка, располагалась вплотную, по странному совпадению не отрезав от него ни единого квадратного метра. Она возвышалась, постоянно напоминая о себе слабым мерцанием.

Антанта сидела на детской качалке. Ее ноги немного не доставали до земли, и она позволила ветрам колыхать себя, как им заблагорассудится. Джет-пушка в ее руках ждала своего часа.

– Скучаем?

Подошедшая Делфи схватилась руками за верх качели, подтянулась несколько раз, спрыгнула, похлопала ладонями друг о друга. Антанта молчала.

– Жвачку хочешь? – предложила Делфи.

Антанта покачала головой.

– Понятно, королева в печали, – сказала Делфи. – Ладно, мое дело предложить… мальчики держат запад и восток. Сказали, не хотят тебе мешать.

– Спасибо, – прошептала Антанта.

– И чего ты захандрила-то, а? – Делфи обняла ее. – Мы тебя все равно любим, хоть ты и вредная. Почему ты молчала про Джета?

Антанта медленно подняла глаза.

– Не хотела, – тихо сказала она. – Не хотела плодить плохих новостей. Это бы ничего не изменило.

Делфи немного поразмыслила, хмыкнула и выпрямилась, оперев дробовик о плечо.

– Наверное, так и есть, – сказала она. – Все до того упоролись на хайпе по негативу, что я сама забыла: есть люди, которые его избегают. Стараются не увеличивать его количество в мировой энтропии. Знаешь, я должна извиниться перед тобой.

– Передо мной? За что?

– Ты показалась мне пустышкой. Сейчас я понимаю, что была не права.

– Все в порядке. – Антанта чуть смутилась, болтая ногами в воздухе.

Делфи взялась за цепь качели, подвигала ее вперед и назад. Антанта не мешала раскачивать себя, лишь держалась за джет-пушку, чтобы не выронить.

– Ты ведь на самом деле не Антонова? – спросила вдруг Делфи.

– Антипова, – вымолвила девушка в синей шапке. – Просто никто прочитать не может.

– Вряд ли не может, – усомнилась Делфи. – Скорее, не хотят. Люди пошли поверхностные. Заглянули в паспорт, ограничились первым буквами – и все. Всем кажется, что если они увидели самую яркую часть, то на остальное можно забить. Что заметили вполглаза, то и врезалось в башку. А дальше не смотрят, первого впечатления достаточно. А когда видишь, что они твою фамилию неверно написали, – то уже исправлять их как-то не хочется. Потому что зачем исправлять того, кто с самого начала отнесся к тебе поверхностно? Ведь так?

Антанта кивнула.

– Так и живем, – вздохнула Делфи. – Вот эта твоя шапка… ты ведь понимала, что это будет единственное, что люди запомнят о тебе? Что придется пробивать много стен безразличия, пока в тебе начнут видеть кого-то большего. Ты живешь годами, десятилетиями на волне первого впечатления о себе. И не видишь, как репутация вокруг уже тверда, точно резной болт при виде гайки. И мнение о себе уже не сломить. Начинаешь разворачиваться, скачешь выше головы, меняешь мир вокруг. А он, зараза, не продавливается. Ты уже волчицей воешь, чтобы в тебе человека увидели, – и все никак.

– Потому ты и застряла на Комбинате?

Делфи кивнула.