-- Как очаровательно застенчивы наши юные чемпионы, - одобрительно заметил Матроскин, кружа МакГонагалл в танце.
-- Гермиона -- моя лучшая ученица, - немного невпопад ответила Минерва.
-- Минни, ты все равно лучше всех, - тут же заверил ее Матроскин.
Он еще хотел добавить "моя кошечка", но прикусил язык. На кошачьем такое звучало нормально, а вот на человечьем, если можно так выразиться, слишком фривольно.
-- Льстец и красавец, - улыбнулась МакГонагалл.
Матроскин горделиво пригладил отсутствующие усы.
-- Мама, папа, познакомьтесь, это Гермиона Грейнджер, ученица факультета Гриффиндор и самая прекрасная девушка в Хогвартсе, - сказал дядя Федор, прилагая изрядные усилия, чтобы не запинаться на словах. - Гермиона, это мои мама и папа приехали.
Мама Римма и папа Дима посмотрели на одинаково красных и смущенных подростков, переглянулись с улыбкой, припомнив самих себя в этом возрасте. После чего родители дяди Федора, раскланялись с Гермионой, обменялись парой предложений и удалились, сославшись на дела, а на самом деле, чтобы не смущать "детей".
-- Что-то душно и жарко, - заметила Гермиона.
-- Ага, - ответил ей в тон дядя Федор.
И они отправились на улицу, немного охладиться и подышать свежим воздухом.
-- Римма, есть минутка? - перехватил родителей Федора Каркаров.
Он отвел их в сторонку, к незаметной нише в стене, где стояла каменная статуя с огромным мечом в руках.
-- Помните, что было пятнадцать лет назад? - спросил Игорь, после чего закатал рукав.
-- Значит слухи о происшествии с Темной Меткой не врали, - подчеркнуто спокойно заметила мама Римма.
-- Да, - кивнул директор Дурмштранга. - Сторонники Темного Лорда активизируются, а сам он готовится возродиться. Зря вы приехали, и знай, я, что дядя Федор хочет прислать вам приглашение, отговорил бы его.
-- Пятнадцать лет прошло, кто нас помнит? - вроде бы равнодушно заметил папа Дима.
Пальцы его при этом нервно набивали трубку.
-- Соратники Лорда помнят, - возразил Каркаров. - Я не могу уехать, вы можете. Уезжайте.
-- Погодите, я пока что всего одно вечернее платье надела! - возмутилась мама Римма. - Уедем после бала!
-- Ладно, - кивнул Игорь, - но сразу после бала!
-- Мы-то уедем, а наш мальчик здесь останется, непорядок, - сказал папа Дима. - Пропадет. Надо, чтобы в Хогвартсе, и мы были, и Матроскин, и авроров целый мешок. Тогда дети из-за Темного Лорда не станут пропадать.
-- Тогда родители пропадать начнут, - мрачно отозвалась мама Римма.
-- Уезжайте, - повторил Каркаров, - пока еще не поздно. Вряд ли Темный Лорд рискнет нападать на Хогвартс, пока здесь Дамблдор, а уж потом я сразу племянника домой отправлю, первым же порталом.
-- Может, все-таки заберем его?
-- Он связан с Кубком нерушимым контрактом и, - Каркаров поискал глазами дядю Федора, но не нашел, - кажется мальчик и сам не хочет уезжать.
О том, что с дядей Федором у Дурмштранга резко повысились шансы выиграть кубок, директор предпочел умолчать.
Матроскин сидел, почти лежал, отдыхая. Превратиться в человека и потанцевать с Минни, да и все остальное тоже, было не только весело, но и весьма утомительно. И без того рекордное время продержался, даже потанцевать успели! В какой-то момент Матроскин незаметно скользнул под стол и выбрался оттуда уже котом. В шумящей, гудящей и танцующий толпе никто не обратил на это внимания, и Матроскин спокойно начал пробираться к выходу, чтобы найти дядю Федора и все ему объяснить.
Кот оглядывался по сторонам, и вид сидящего в сторонке Аластора Грюма неожиданно чем-то зацепил. Была во всем этом какая-то неправильность, и Матроскин даже остановился, пытаясь понять, какая именно. Прислушался, всмотрелся, принюхался, и понял. Грюм регулярно пил что-то из фляжки и, судя по запаху, это было какое-то сложное зелье. Матроскин же подсознательно ожидал унюхать спиртное, тем более что остальные преподаватели и директора употребляли крепкие напитки, не стесняясь. Впрочем, Аластор Грюм славился своей паранойей, которую он сам именовал "постоянной бдительностью", поэтому Матроскин пожал плечами и побежал дальше искать дядю Федора.
-- Как видишь, я не отступаюсь от своих слов, и повторил их при родителях, - предельно серьезно сказал дядя Федор.
-- Но почему? Почему я? - с какой -- то странной тоской в голосе спросила Гермиона.
Холодный, морозный воздух отрезвил их, и теперь они могли разговаривать, но первые же слова снова начали поднимать температуру, подогревать, так сказать, разговор.
-- Потому что это правда! - воскликнул дядя Федор и взмахнул руками.
Он, конечно же, говорил правду, потому что первая влюбленность всегда делает из объекта обожания нечто неземное и прекрасное. Нечто такое, что кажется, жизнь готов отдать, и от одного вида которого душа воспаряет в небеса и порхает там, напевая во весь голос. Дядя Федор еще не осознал этого факта, не выразил его словами для самого себя, но он уже готов был с жаром "биться с драконами во славу своей принцессы".