Дядюшка-флейтист

Они пошли в будуар, стали примерять черное платье. И снова разговоры, разговоры — без конца… Наконец с трудом решили, что и как надо сделать.

— Ступайте теперь завтракать, Наташа, — разрешила наконец хозяйка. От непривычки у Наташи закружилась голова и даже потемнело в глазах.

Только Наташа села завтракать, как зазвенел электрический звонок, вбежала Поля и торопливо сказала: «Идите скорее к барыне!»

— Ах, Наташа, я передумала, — озабоченным голосом заговорила куколка. Нельзя положить эти кружева на черный лиф… Это будет не в тон с мешочком. Я нашла другие. Пришейте поскорее вот это и прикиньте на мне.

Наташа кое-как пришила, примерила, перешила, опять примерила… А остывший завтрак доела уже перед самым обедом.

Ровно неделю прожила Наташа на новом месте. Она точно варилась в бурлящем котле: бросалась от рюшек к плиссе, от шелка к бархату, от кружев к аграмантам… И больше ни о чем не могла ни думать, ни говорить. Работы оказалось так много, что времени не хватало даже на еду.

Хорошенькая барыня, Елизавета Григорьевна, или Лили, как называли хозяйку муж и безумно любившая и баловавшая ее мать, была деспотичной эгоисткой. Она думала, что все должны поклоняться ей, восхищаться ею, что все кругом должно быть ей в угоду и что самое главное в жизни — выезды, вечера и красивые туалеты… Она могла часами говорить о них, часами выбирать отделки в гостином дворе, часами примерять лифы и юбки, часами обсуждать каждую мелочь. Она поклонялась туалетам, как идолам, а гардеробная в доме была для нее сокровищницей…

Малейшая неудача в шитье приводила ее в отчаяние, а то и в ярость:

— Ну что вы сделали? Это дудка, а не рукав! Как сидит? Это ужасно! Разве у меня рука худая, как щепка? У меня руки красивые, а это их портит… Вы видите, что мне надо плечи короче… Что за фигура у меня получается? Безобразная!.. Распорите, распорите, перешейте… У вас вкуса нет!..

Нежный голосок дребезжал, как расстроенная скрипка, наивные глазки метали искры, кукольное личико становилось злобным.

Однажды в будуаре-бонбоньерке произошла сцена, которая поразила Наташу; она запомнила ее навсегда…

Молоденькая хозяйка ждала свою портниху Анну Осиповну с примеркой. Но вместо портнихи появился посыльный — портниха вернула материю с письмом такого содержания:

«Простите, я не могу сейчас приехать и не смогу в ближайшее время шить. У моей сестры заболели дети, и я должна ехать к ней, помочь ухаживать за детьми».

Барыня рассердилась не на шутку:

— Больше не дам ей ничего! Знать ее не хочу! Важная причина — дети заболели!.. А мое платье так и не сшито! И главное, дети-то не ее, а сестры. Сестра — мать, и сама может ухаживать за своими детьми… Это безобразие, обман, это нечестно! Больше не дам ей работы!

Наташа похолодела от ужаса — такой бессердечностью веяло от этих криков. Только теперь она поняла, какое ледяное, бесчувственное сердце кроется под оболочкой прелестной куколки.

В другой раз подобная история произошла с Наташей. Ее позвали в столовую показать какую-то работу. В столовой сидели хозяйка и ее супруг — осанистый пожилой господин. Взглянув на Наташу, он приветливо поклонился ей и проговорил:

— А-а-а, вот она, маленькая волшебница, превращающая мою жену в сказочную принцессу!

Елизавета Григорьевна нахмурилась и сказала своему мужу что-то по-французски. Затем, когда Наташа уходила из столовой, она услышала довольно громкий разговор по-русски:

— Ну что это за шутливый тон с портнихой? Она, того гляди, зазнается.

— Разве портниха не человек? У этой девушки такие умные глаза и такое интеллигентное личико, — возразил барин.

— Самое обыкновенное, простое, вульгарное лицо… И совсем она не умна. Портниха всегда должна знать свое место. Прошу в другой раз с ней не шутить, — сердито отвечала барыня.

Да, Наташа знала свое место. Но ей было обидно слышать, что ее не считают за человека.

Елизавета Григорьевна была как будто вовсе и не злая; она дарила прислуге свои старые платья, и Наташе отдала две шелковые кофточки. Она была образованна, говорила на разных языках, пела и играла на рояле. И все же это была просто взбалмошная, капризная, избалованная барыня.

Простая, «вульгарная» Наташа, сидя в гардеробной, в своей «тюрьме», как ее называла Поля, изумлялась и ужасалась. Согнувшись над работой или постукивая машинкой, бедная, необразованная девушка томилась духовной жаждой и думала, думала… Она хотела узнать, как живут на свете другие люди, хотела читать, учиться, хотела кому-нибудь послужить, помочь, утешить… А эту барыню — молодую, богатую, здоровую — ничего не интересовало, кроме тряпок.

Елизавета Григорьевна была недовольна Наташей и часто на нее кричала:

— У вас вкуса, душенька, нет!.. Нет изящества… Ну зачем вы здесь наклеили бант? Это вульгарно… Ах, оборка не так пришита!..

Наташа мучилась, старалась угодить, пребывала в вечном волнении и страхе. Когда она примеряла платья своей хорошенькой хозяйке, руки ее дрожали, а на лбу выступал холодный пот.