Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

Отставленный Павлом со службы (причем, без права ношения мундира) и сосланный в родное Кончанское, он устроил попавшему в высочайшую опалу мундиру и орденам торжественные похороны. А год спустя отказался принять письмо императора, поелику адресовано послание было фельдмаршалу Суворову — то есть «существу, которого больше нет на свете»… Тут что разъяснять? Жизнь была положена за право носить этот мундир. Его отнимают. Вот и похоронил…

Биографы сообщают о патологической прямолинейности Александра Васильевича. О том, что оскорблял и унижал — как словом, так и делом — направо и налево — особенно царедворцев. Что одних визитеров принимал, не вставая ни навстречу, ни при прощании. Других приветствовал в ночной рубашке. Третьих и вовсе в дом не пускал: выскочит, запрыгнет в карету к приехавшему, полопочет и — домой, а ты поминай как звали… Ну так ведь это а) норов и б) чувствовал, что может себе позволить — первый же уже среди защитников и прославителей отечества. По причине чего и с рук ему всё это сходило… То есть поведение Суворова — разумеется, эпатажное и кажущееся граничащим с невменяемостью — вполне объяснимо. Во всяком случае, для сегодняшнего — стороннего глаза…

Говорили, что в молодости он поклялся себе быть единственным и ни на кого не похожим. В этом, надо полагать, и корни всех оригинальничаний. Просто если изначально странности и проказы и были напускными, с возрастом они сделались естественной и неотделимой частью характера одного из славнейших россиян…

А вот чем, если не запредельным чудачеством (будемте снисходительны) объяснить лихую идею СЛУЦКОГО насчет введения для писателей формы — с соответствующими званиями и знаками отличия для каждого литературного жанра?.. Идея не то чтобы была принята на ура, но какое-то время муссировалась. «Какое же первое офицерское звание и когда его присваивать?» — донимали выдумщика дотошные. «Только с вступлением в Союз (Писателей) — лейтенант прозы, лейтенант поэзии и так далее», — с готовностью отвечал Борис Абрамович. «А может ли лейтенант критики критиковать подполковника прозы?» — «Ни в коем случае! Только восхвалять! Звания вводятся для неуклонного проведения в литературе четкой субординации».

Поручикам же Толстому с Лермонтовым Слуцкий планировал присвоить звание маршалов — с уточнением: «посмертно»…

А полковник от поэзии (так, наверное) ТЮТЧЕВ был повернут на столоверчении. Из воспоминаний дочери А. Ф. Тютчевой-Аксаковой: «Отец провел у меня вчерашний день. Он с головой увлечен столами, не только вертящимися, но и пророчествующими…» Медиум Федора Ивановича находился в это время в контакте с душой некоего князя Черкасского, и душа эта, видите ли, провозглашала крестовый поход и предвещала торжество славянской идеи»… Биографы утверждают, будто поэт относился к этой забаве со всею присущей ему иронией. Однако продолжим из дочернего дневника: «Отец находится в состоянии крайнего возбуждения, он весь погружен в предсказания своего стола, который по поводу восточного вопроса и возникающей войны делает множество откровений, как две капли воды похожих на собственные мысли моего отца»…

Во всяком случае, именно вслед откровениям стола и появилось в канун Крымской войны небезызвестное «Спиритическое предсказание»:

Дни настают борьбы и торжества,
Достигнет Русь завещанных границ,
И будет старая Москва
Новейшею из трех ее столиц.

О том, насколько всерьез увлекся Федор Иванович общением с миром духов, говорит и сохранившаяся жалоба Анны Федоровны одной из сестер: Софья Николаевна, мол, Карамзина, и сама помешанная на столах не меньше их папеньки, заставила горничную Дашу побожиться, что скажет «Тютчеву, чтобы он перестал заниматься столами, а то ему худо будет. Это большой грех перед Богом. Дай мне честное слово, что ты ему это скажешь»…

На столоверчении засветился и молодой доктор ЧЕХОВ. Известно, что однажды им был вызван собственной персоной дух Тургенева, который тут же и без обиняков предупредил потревожившего: «Жизнь твоя близится к закату»…

А как не упомянуть тут ГААЗА?..

Историки окрестили его врачом-филантропом. По-нашему выходит — почти святой. От придуманного столетием позже Айболита он отличался лишь тем, что пользовал не зверушек, а людей… Практически сверстник Жуковского и современник Пушкина, Федор Петрович жил и трудился в Москве. Это были золотые времена, когда лекарское дело давало добросовестному профессионалу жить безбедно. Доктор Гааз занимался частной практикой, был завидно популярен и вскоре сделал блестящую карьеру, имел собственный дом, имение, суконную фабрику и что-то там еще по мелочи.