Дьякон Кинг-Конг

– Зачем, по-твоему, он сюда приперся? Азбуке тебя учить? Он тут шныряет с пистолетом. Это его на тебя науськал Димс.

– Димс – пацан, Сосиска. А это – мужик. Плюс у малыша Димса денег не хватит, чтобы кого-то нанимать.

– Малыш Димс рассекает на «файрберде»[33].

– Правда? Боже. А мальчишка ушлый, надо же!

– Черт возьми, Пиджачок, я сейчас возьму свою бейсбольную биту и прогоню тебя в эту самую чертову дверь! Притащил мне проблем! Теперь его надо выносить! И ты мне поможешь!

– Ладно-ладно. Нечего так разоряться.

Но Сосиска уже пришел в движение. Выволок из кучи хлама посреди пола четырехколесную тележку, подкатил к Эрлу, а потом, присев, снова проверил его пульс.

– Меня этот генератор уже бил током, – сказал он. – Он придет в себя не сразу, но будет в порядке. А пока пусть проваливает отсюда к дьяволу.

Они взялись за дело.

Через двадцать минут Эрл очнулся в подворотне за семнадцатым корпусом. Он лежал на спине. От обожженной косухи воняло сгоревшими волосами. Руки до того болели, что он испугался, что сломал сразу обе. Голова – с шишкой на месте, где его вырубила бутылка, – гудела так, словно ее долбили отбойным молотком. Он поднял правую руку – отчего в плечо стрельнула боль – и посмотрел на часы. Стекло разбито. Часы сдохли. Он пошевелил левой рукой, убедился, что она слушается, и достал из левого кармана пистолет. Отметил, что все патроны из него вытряхнули. Сунул обратно в карман и сел. Ступни промокли. Как и ноги. Он обмочился. Посмотрел на небо и окна над головой. Он не видел, чтобы на него глазели люди, но по положению солнца знал, что день в разгаре. Эрл опаздывал. В полдень ему полагалось забрать вчерашнюю выручку у уличных дилеров Банча в Бед-Стее.

Он медленно поднялся на ноги, пока ныл каждый мускул, и вдоль стеночки поковылял к близлежащей станции Сильвер-стрит. Казалось, что он того гляди рассыплется, но, приходя в себя, он шевелился все быстрее, попутно высматривая великана, который спровадил его этим утром. Нужно было добраться до Бед-Стея, чтобы собрать наличку для Банча, а потом направляться домой к боссу. Меньшее, что он теперь мог, – явиться с баблом. Может, хоть за это босс его не убьет.

13. Деревенская девчонка

Элефанти и Губернатор сидели в гостиной скромного двухквартирного кирпичного дома Губернатора в районе Моррис-Хайтс – тихом анклаве многоквартирников под сенью лиственных деревьев среди умирающей округи, – когда дверь распахнулась и в комнату сунулась швабра, а следом – привлекательная женщина с ведром на колесиках, полным мыльной воды. Головы она не поднимала и оттирала пол с такими скоростью и напором, что не сразу заметила двух мужчин. Элефанти сидел в кресле-качалке спиной к двери. Старик – на диване. Женщина мазнула шваброй слева направо, задела кресло-качалку и тут увидела ногу. Удивленно взглянула на Элефанти, глубоко зарделась, а Элефанти в этот миг узрел свое будущее.

Это была грузная женщина, немолодая, но с нежным лицом, которое не могло спрятать лучащейся скромности, и с большими карими глазами, которые сейчас удивленно моргали. Русые волосы она собрала в пучок, а под славным ртом расположился длинный милый подбородок с ямочкой. Хоть и плотная, она была высокой и стройной, с длинной шеей, и слегка сутулилась, словно скрывая рост. Ноги под подолом зеленого платья были босыми.

– Ой. Я просто пришла убраться. – Она быстро попятилась из комнаты и хлопнула дверью. Элефанти слышал, как ее шаги удаляются в конец квартиры.

– Прости, – сказал Губернатор. – Это моя девица, Мелисса. Она живет внизу.

Элефанти кивнул. Он видел Мелиссу недолго, но достаточно. Дело решили, думал он потом, именно босые ноги. Без обуви. Какая красота. Сельская красота. Та самая, о которой он всегда мечтал. Ему нравились грузные женщины. И еще такая скромница. Это он разглядел сразу. По тому, как она двигалась – с легкой нескладностью, повесив голову на длинной шее, пряча миленькое личико от происходящего. В этот миг он почувствовал, как внутренняя частичка его туго стянутого сердца расслабилась, и точно понял беду Губернатора. Он сомневался, что у скромной красавицы имелась хватка для управления пекарней, не говоря уже о делах Губернатора в связи с той штукой, которую он хотел разменять на доллары. «Такой женщине следует управлять сельским магазином, – представил он себе мечтательно. – Со мной вдвоем».