Элефанти задумался. Мать говорила, что хочет эксгумировать отца, чтобы самой лечь в ту же могилу. И Джо Пек обещал заняться этим лично. От мысли о том, как этот безмозглый идиот Джо Пек выкапывает останки отца, ворочает труп, роется в карманах парадного костюма, ковыряется в мозгах папочки отверткой, чтобы найти эту толстушку за три миллиона, как ее там по имени, у Элефанти на миг перехватило дыхание. Потом он взял себя в руки и сказал:
– Он бы не оставил ее в церкви. Он не имел дел с церквями. Никому в церквях не доверял. И он не так глуп, чтобы хоронить ее с собой. Не поступил бы он так с матерью.
– Согласен, – сказал Губернатор. – Но есть же у вас склад. Вы же перевозите товары.
– Я осмотрел все склады до единого, что у нас есть. К каким у меня есть доступ.
– А к каким доступа нет?
– Пожалуй, добраться до них можно, – признал Элефанти. – Но на это уйдет время.
– Времени у меня как раз и нет, – сказал Губернатор. – Дядя, который хочет купить, – он ни с кем другим работать не станет. Таким людям не звонят. Они звонят сами. Я тяну время. Сказал, что мне надо обмозговать сделку. Он нервный. Ему не понравится, если появится второй. Я и так думаю, что он на меня наедет. Вот еще причина, почему я хочу, чтобы ты ее у себя раскопал.
«Вот и пожалуйста, – подумал с горечью Элефанти. – У него никого нет. Если большая шишка из Европы хочет долбаный артефакт, который стоит руки и ноги, а единственная преграда между ним и таким баблом – это пекарь и его дочка… что ж».
– Ты же вроде сказал ему, что ты на Стейтен-Айленде, – ответил Элефанти.
– Такие, если захотят, всегда тебя найдут, – сказал Губернатор. – С другой стороны, он как мой братец Мэйси. Эти люди – они фанатики. Есть пространство для маневра. Я дал ему знать, что, как только запахнет керосином, статуэтка исчезнет навсегда. В унитаз смою. На части распилю. В речку кину. Но еще я думаю о Мелиссе. Так что, когда я пришел к тебе… ну, теперь, зная твоего отца, я чувствую, что в моей команде есть хотя бы один человек, который не кинет.
Элефанти молчал.
«“В моей команде”, – подумал он. – Как это, черт возьми, я уже попал в его команду?»
Губернатор привстал на диване, неловко изогнул спину, залез под диван и достал конверт.
– И еще кое-что, – сказал он и передал конверт Элефанти.
Тот мгновенно узнал болезненные каракули отцовского почерка, под конец жизни ставшего скачущим и крупным. Письмо было адресовано Губернатору.
– Где ты это взял?
– Твой папаня прислал, пока я досиживал.
Элефанти открыл конверт. Внутри была простая визитка с фотографией старых козовских доков, около сороковых, со знакомой статуей Свободы в отдалении. Сзади было приклеено традиционное ирландское напутствие – очевидно, вырезанное из книжки или газеты:
Рядом был рисунок коробочки, сделанный отцовской рукой. Внутри коробочки – грубовато намалеванная дровяная плита с поленьями, с крестом над ней. У коробочки было пять сторон; с одной стороны – схематичный человечек посреди кружка, с вытянутыми ручками.
– Если бы не его почерк, в жизни бы не поверил, что это он нарисовал, – сказал Элефанти.
– Что-нибудь узнаешь?
– Нет.
– Это ирландское благословение.
– Уж об этом я догадался, – сказал Элефанти. – Но что за топка и дрова?
– У вас нет склада с чем-нибудь похожим? – спросил Губернатор.
– Нет. Коробка может быть чем угодно. Гараж. Дом. Ящик из-под молока. Хижина в лесу. Может быть где угодно.
– Да, может, – сказал Губернатор. – Но куда бы поехал Гвидо Элефанти?
Перед ответом Элефанти надолго задумался.
– Мой отец, – сказал он сухо, – никогда и никуда не ездил. Ни разу не удалялся от района Коз дальше трех кварталов. Едва ли. Он и ходил-то с трудом. А если и ходил, то недалеко. Может, время от времени в магазин в Бэй-Ридже, где продаются продукты из Генуи. Было на Третьей авеню местечко с генуэзскими товарами – фокаччей, сыром в основном из Старого Света, – но он туда почти не выбирался.
– Откуда знаешь?
– Я тебе говорю – никуда он не ходил. Время от времени – в вагон. На склад – редко. Может, за всю свою жизнь я раза три видел, как он туда ступал. Это я следил за складом, а не он.
– Что у вас еще есть в округе?
– Ничего. Только негритянская застройка. Метро. Заброшки. И все.
Губернатор странно на него смотрел.
– Уверен?
– Уверен.
– Где-то шкатулка да есть. Как пить дать, торчит где-нибудь, как палец слепого сапожника. Куда-то ее твой папаня дел.
– Мне откуда знать куда?
Губернатор зевнул.
– Он же твой отец, – сонно ответил он. – Сын своего отца знает.
Элефанти долго разглядывал бумажку в руках. Хотелось сказать: «Но ты не сын моего отца. Ты не знаешь, какой он был трудный человек. С ним было невозможно говорить». Но вслух сказал только:
– Будет непросто.