Диалель

Следующая книга, оказавшаяся в моих руках, уже была обычного формата в твёрдой обложке. Школьная библиотека. В. Г. Белинский «О классиках русской литературы». 1948 год. Из интересного в ней было только то, что на ней стоял штамп принадлежности к школе, которая располагалась в километре от нашего фамильного дома и была закрыта в конце пятидесятых годов. Может, она и оказалась у нас по причине ликвидации школы. Причём я её нашёл в киоте фамильной иконы, где она использовалась как прокладка между самой иконой и задней стенкой. С Белинским было всё понятно, да и вторая половина книги была чем-то залита, от чего несколько страниц склеились и представляли собой единое целое. В последний момент, перед тем как отложить книгу в сторону, что-то меня остановило. Уж больно аккуратно были склеены страницы. Как будто кто-то специально сжал страницы и смазал их клеем. Да и цвет этих страниц и их толщина отличались от несклеенных и свободно листаемых. Отогнув переплёт, я увидел, что склеенные страницы не от этой книги, а вставлены взамен настоящих.

Попытки просто разделить их не увенчались успехом. Клей со временем закаменел и даже не ломался. Взяв в руки строительный нож и металлическую линейку, я сделал надрез по полям, освободив таким образом страницы от склейки. Со второй открытой страницы передо мной предстала исписанная мелким почерком рукопись. По первым же строчкам стало понятно, что написанное принадлежит моему деду.

Не составило большого труда освободить и остальные страницы. Это было что-то наподобие дневника, заботливо спрятанного от посторонних глаз. То, что всё это было заклеено, позволило сохранить текст, написанный чернилами, в первозданном виде. Влага не попадала на страницы, и чернила не расплывались. Сразу возникло множество вопросов. Почему и кем спрятано? От кого и для кого? Ответы на эти вопросы я мог получить только после прочтения.

Да. Это был дневник моего деда, написанный уверенным, хорошо читаемым, с равномерным нажимом почерком, в котором он описывал события своей жизни. Цвет чернил был от светло-голубого, практически не читаемого, до почти чёрного, что говорило о том, что записи были сделаны не за один раз, а пополнялись в течение долгого времени. Несколько записей было сделано химическим карандашом. Больше сорока лет он заносил важные для него события, скрывая свои записи от окружающих и в конечном итоге замуровав их в книгу, которая вряд ли кого заинтересовала бы. Что я точно знаю, так это то, что среди моих родственников почитателей Белинского не наблюдалось. Передо мной был живой документ, написанный сто лет назад. Сто лет! Начав читать записки, я представлял, как мой дед тщательно выводит каждое слово, описывая свою жизнь. Дед, который редко слазил с печи, откуда раздавался постоянный надрывистый кашель, который я слышал в те мои детские годы, когда на школьные летние каникулы мы приезжали в гости. На секунду отвлёкшись на воспоминание о времени, в котором я его застал, я начал чтение.

1921 год.