Девушка встала. Изловчившись, он схватил её и крепко зажал в объятиях, попытался свалить в постель.
Но она оказалась не из пугливых, а из спортсменок, торжественно марширующих по Красной площади во время парадов мимо трибуны мавзолея с вождями революции. Вырвалась из его цепких рук и отшвырнула в сторону. Но человек в пенсне снова ринулся на неё.
Отчаянная схватка длилась несколько минут, вдруг незнакомец сник, грузное тело его обмякло, она с силой толкнула его ещё раз и кинулась к двери, за которой скрылись молодцы.
В конце тёмного коридора виднелась ещё одна дверь. Она оказалась незапертой, и ночная гостья выпорхнула во двор, огляделась — вокруг ни души.
Пугающая тишина заставила её на миг остановиться. В каменной ограде заметила калитку, оказавшуюся незапертой. Вырвавшись на свободу, бросилась в сторону дороги. На горизонте алела кромка рассвета.
Девушка мчалась по дороге, сама не зная куда. На её счастье, темноту ночи разрезал свет фар, послышался шум мотора. Подняв руки, остановила машину. Шофёр полуторки высунулся из кабины, спросил:
— Чего тебе?
— Умоляю, довезите до города!
— До какого?
— До Москвы!
— Так это в другом направлении.
Но, догадавшись, что произошло что-то неладное, открыл дверцу кабины и бросил коротко:
— Влезай!
Она долго не могла отдышаться, боялась поднять глаза. И не заметила, как машина въехала на окраину города. Шофёр, пожилой сдержанный человек, не проявлял любопытства, только сочувственно спросил:
— Куда везти-то?
Она назвала улицу, номер дома и стала объяснять, какой путь короче. И когда подкатили к подъезду, воскликнула:
— Остановите! Не уезжайте, мне надо вас отблагодарить.
Уже берясь за ручку кабины, повторила:
— Умоляю вас, не уезжайте!
— Какая благодарность? Бог с тобой, дочка. Мне ведь по пути. А тебя, думаю, заждались родители, иди к ним. Небось все глаза высмотрели. Только в другой раз с выбором кавалера будь разборчивей, — улыбнулся и дал газу.
Мать и вправду ждала дочь, всю ночь не сомкнула глаз, беспокойно всматривалась в предрассветную тьму. Когда дочь рассказала о случившемся, встревоженная женщина заметалась по комнате, бросилась к шифоньеру, стала запихивать бельё в рюкзак, в дорожные сумки. Взволнованно повторяла:
— Бежать, бежать, дочка, отсюда надо. И немедленно! Пока эти гады не пришли в себя.
Чувство страха не покидало мать с той ночи тридцать пятого года, когда чекисты увели отца, латышского стрелка. Тогда она рванула с малолетней дочуркой из Ленинграда в Москву к брату. Теперь спешила на Рижский вокзал. На хуторе под Лиепаей доживала свой век престарелая сестра.
Всё, о чём она поведала, схоже с тем, о чём рассказывал вам, Николай Алексеевич, сам Лаврентий. Конечно же, он умолчал, а вы могли и не знать о существовании сотен содержанок Берии в разных городах, которым всемогущий Лаврентий, имея открытый счёт в банке, платил пособия. Среди них были истинные пенсионерки-красавицы, мужья которых, заброшенные за кордон, «случайно» погибали. И, к сожалению, это не выдумка.
После ареста Берии следственные органы установили и официально объявили о множественных связях подсудимого с представительницами прекрасного пола. И даже не одинокими или вдовствующими, а уважаемыми жёнами высокопоставленных мужей-рогоносцев. Но это так, мелочь сексуальных наркомов-извращенцев, шедших в авангарде отряда строителей коммунизма на заре народовластия с призывными лозунгами: «Долой стыд!», а не только на параде под красными знамёнами мимо мавзолея.
Спецпоезд международного класса
Бесстыдство — тяжкий порок. Человек безнравственный, как и зверь, лишённый стаи, страшен тем, что способен на всё. Вы, Николай Алексеевич, прямо подчёркиваете, с какой плебейской лестью обращался Берия к своему господину: «великий и мудрый», «дорогой», — всяко убеждая — на словах и на деле — в преданности и готовности служить верой и правдой.
Обратитесь к книгам талантливого политического и государственного деятеля Абдурахмана Авторханова, в прошлом коммуниста, выходца из Чечни, эмигрировавшего за границу. Оказывается, что после расстрела Берии в его архиве нашли планы перестройки Советского государства — начиная с южных гор и кончая северными морями.
Отстранив от руководства в центре и на местах партию коммунистов, он хотел всё подчинить себе. Вот тогда уж точно узнали бы народы Советского Союза, а многострадальный русский народ в особенности, что это был за человек.
Об «аскетической скромности» вождя вами, господин Лукашов, сказано много. Но, зная больше других, вы, Николай Алексеевич, подчёркиваете не просто барские, а царские замашки в поведении, требованиях и максимальном использовании жизненных возможностей дорвавшегося до власти вчерашнего люмпена.
С умилением описываете спецпоезд международного класса, предназначенный исключительно для генерального секретаря: «Вагоны с мягким, бесшумным ходом. Над ступеньками подножек — аркообразная крыша. Медные, как на кораблях, поручни, на полах ковры. Большой салон для совещаний, кабинет, спальня с туалетной комнатой, в которой можно принять горячую ванну».