Гиерон. Поговорим об этом позднее. Сначала позволь мне передать тебе в дар лучшее, что я могу дать.
Архимед. Какое замечательное произведение искусства!
Гиерон. Поднос сделан из чистого золота; ты можешь проверить это своим методом и не найдешь в нем даже следа серебра.
Архимед. Я предполагаю, на рельефе показаны приключения Одиссея. В центре я вижу беспечных троянцев, тянущих гигантского деревянного коня в свой город — мне всегда хотелось узнать, использовали ли троянцы какую-нибудь систему блоков, чтобы выполнить такую работу. Конечно, конь на колесах, но дорога в город слишком уж крута.
Гиерон. Дорогой Архимед, ради Зевса, забудь на минуту своп блоки. Ты знаешь, как я был удивлен, когда тяжелый корабль, который я хотел послать царю Птолемею, ты спустил па воду простым поворотом рукоятки твоего тройного блока. Но взгляни на другие сцены, изображенные на подносе.
Архимед. Я узнаю Циклопа и Цирцею, превращающую спутников Одиссея в свиней, а здесь Одиссей, привязанный к мачте корабля, слушает песню сирен (если вглядеться в его лицо, то можно как бы услышать эту соблазнительную песню). Здесь Одиссей в аду встречает тень Ахиллеса, а здесь пугается прекрасной Навсикаи и ее рабынь, и вот наконец сцена, где Одиссей, переодетый старым нищим, натягивает лук и сводит счеты с поклонниками своей жены. Изумительное произведение искусства! Благодарю тебя, мой государь, это воистину царский подарок.
Гиерон. Это лучшая вещь из моей сокровищницы, но ты заслужил ее. Я выбрал поднос не только за его красоту и ценность. То, что ты сделал сегодня для Сиракуз, сравнимо лишь с подвигами Одиссея. Вы оба — торжество острого ума над животной силой.
Архимед. Ты заставляешь старика краснеть от смущения. Но разреши снова напомнить тебе, что война еще не закончена. Хочешь ли ты услышать мой совет?
Гиерон. Я, как царь, даже приказываю тебе откровенно высказать свое мнение.
Архимед. Настал момент, когда тебе нужно заключить мир с Римом; с тех пор как война началась, мы никогда не были в таком благоприятном положении. Если до полуночи Марцелл не пришлет посла, то до рассвета тебе следует послать к нему своего и заключить мир к заходу солнца. Марцелл жаждет отвести войска, осаждающие город, он должен использовать их против Ганнибала. Более того, если он завтра достигнет соглашения, то сможет доложить Риму о победе, хотя бы только дипломатической, несмотря на печальное известие о потере половины флота. Когда же известие о сегодняшней битве достигнет Рима, римляне так рассвирепеют, что не удовлетворятся ничем, кроме полной победы.
Гиерон. Твой анализ верен. Действительно, сегодня вечером я получил послание от Марцелла, в котором он предлагает мир и отход его войск на определенных условиях. Однако, если бы ты знал эти условия, ты не так сильно желал бы сделки с римлянами.
Архимед. Чего же хочет Марцелл?
Гиерон. Конечно, он хочет много золота и серебра, а также десять новых кораблей вместо десяти потопленных нами сегодня. Все наши укрепления должны быть разрушены, кроме одного, в котором разместятся солдаты римского гарнизона. Он хочет, чтобы мы объявили войну Карфагену, и к тому же требует выдачи ему моего сына Гелона, дочери Елены и тебя в качестве заложников. Однако при этом он обещает, что городу и его жителям не будет причинено никакого ущерба, если мы не нарушим договора.
Архимед. Возможно, он не будет настаивать на выполнении всех условий, хотя и потребует, чтобы ты выдал ему меня.
Гиерон. Ты говоришь об этом спокойно. Но, клянусь богами Олимпа, пока я жив, я не отдам в руки врагов ни своих детей, ни тебя! Я не пожалею золота и кораблей, он может их взять. Но больше всего в его условиях меня возмущает то, что, если мы согласимся с ними, мы окажемся полностью в его власти. Кто поручится мне, что он выполнит договор? Ведь он не дает мне ни одного заложника.
Архимед. Не в том дело, сдержит ли он свое слово; римляне спесивы, по крайней мере во время переговоров. Но, вероятно, ты сможешь избежать выдачи ему твоих детей.
Гиерон. А ты? Готов ли ты на подобную жертву для своего города?
Архимед. Это вопрос или просьба?
Гиерон. Только вопрос, конечно. Хочешь знать, что я ответил Марцеллу?
Архимед. Ты уже ответил?
Гиерон. Да. Я принял все его условия, кроме одного— отдать тебя в качестве заложника. Я согласился отдать ему сына и дочь, но при условии, что он пришлет мне двух своих детей. Что касается тебя, я сказал ему, что преклонные года не позволяют тебе жить в лагере. Однако, зная, что в действительности ему нужен не ты сам, а твоя мудрость, я обещал, что ты подробно опишешь ему все свои изобретения, имеющие военное значение.
Архимед. Я ничего не буду писать о моих изобретениях относительно способов ведения войны.
Гиерон. Почему же? Если настанет мир, мы не будем больше нуждаться в них. Объясни, почему ты отказываешься писать о своих изобретениях.
Архимед. Если у тебя есть терпение, я выскажу свои доводы.
