Диалоги об Атлантиде

Сокр. Очень хорошо говоришь. Но ведь когда ты сказал, что Ахиллес изображен бравым, мне показалось, что я понимаю твои слова; то же, когда Нестор – мудрейшим: а как скоро ты произнес, что Одиссея поэт изобразил самым изворотливым, – этого, если сказать тебе правду, я вовсе не понял. Скажи-ка мне, не пойму ли так: Ахиллес изображен у Омира не изворотливым?

Ипп. Всего менее, Сократ, самым прямым: таким представляет его Омир и в молитвах[204] (ἐν Λιτᾶις), когда вводит их беседующими друг с другом и когда Ахиллес говорит Одиссею:

Сын благородный Лаертов, герой Одиссей многоумный,
Должен я душу свою тебе объявить откровенно,
Как я и мыслю-таки, да и как совершить преднамерен.
Тот ненавистен мне, как врата ненавистного ада,
Кто в душе скрывает одно, а вещает другое:
Я же вам прямо скажу, что будет исполнено ныне.

В этих стихах открывается нрав того и другого мужа; так что Ахиллес является человеком, любящим истину и прямым, а Одиссей – изворотливым и лживым: ведь произносить эти стихи заставляет он Ахиллеса об Одиссее.

Сокр. Теперь, Иппиас, я, должно быть, уже понимаю, что ты говоришь: ты изворотливым, как видно, называешь лжеца.

Ипп. Особенно, Сократ; ведь Одиссея таким изобразил Омир во многих местах и Илиады и Одиссеи.

Сокр. Так видно Омиру казалось, что любит истину один, а лжец – другой, не тот же самый.

Ипп. Как же иначе было бы, Сократ?

Сокр. И тебе самому кажется это, Иппиас?

Ипп. Всего более; да и странно было бы, если бы не казалось.

Сокр. Так оставим Омира, – тем более что невозможно спросить его, какую имел он мысль, когда писал эти стихи. Но так как ты усвоил себе это мнение и тебе нравится то, что, по твоим словам, говорит Омир; то отвечай вообще и за Омира и за себя.

Ипп. Так и будет. Но спрашивай, о чем тебе хочется, коротко[205].

Сокр. Лжецы, говоришь ты, делают нечто – потому ли, что не могут, как бы больные, делать иначе, или могли бы?

Ипп. Могут отлично – и многое другое, и обманывать людей, говорю я.

Сокр. Значит, могут, как видно по твоим словам, и изворотливые. Не правда ли?

Ипп. Да.

Сокр. Изворотливые же обманывают по глупости ли и безумию, или по плутовству и некоторой смышлености?

Ипп. Всего более по плутовству и смышлености.

Сокр. Стало быть, они, как видно, умны.

Ипп. Да, клянусь Зевсом, и очень.

Сокр. Будучи же умными, не знают, что делают, или знают?

Ипп. И очень хорошо знают; для того и замышляют злое.

Сокр. Зная же то, что знают, невежды ли они, или мудрецы?

Ипп. Конечно, мудрецы – на то-то самое, обманывать.

Сокр. Пусть же так: припомним, что ты говорил. Лжецы, сказал ты, и сильны, и умны, и знающи, и мудры на ложь?

Ипп. Конечно сказал.

Сокр. А говорящие правду и лжецы различаются между собою и противоположны друг другу?

Ипп. Говорю.

Сокр. Пусть так: значит, некоторые из сильных и мудрых, по твоим словам, – лжецы.

Ипп. Даже особенно.

Сокр. Когда же сильны и мудры лжецы, говоришь, в этом самом, – могут ли они, думаешь, лгать, если захотят, или не могут в том, в чем лгут?

Ипп. Могут, говорю я.

Сокр. Стало быть, чтобы сказать коротко, лжецы мудры и сильны на ложь.

Ипн. Да.

Сокр. Следовательно человек, не имеющий силы лгать, и невежда не может быть лжецом?

Ипп. Так и есть.

Сокр. А силен-то, стало быть, каждый, кто чего бы ни захотел, может делать это, когда захочет, – может, говорю, не по побуждению болезни или чего подобного, а так, как например, ты можешь, когда захочешь, написать мое имя: так я понимаю. Не такого ли называешь ты сильным?

Ипп. Да.

Сокр. Скажи же мне, Иппиас: не опытен ли ты действительно в счислении и в искусстве исчислять?

Ипп. Всего более, Сократ.

Сокр. И если бы кто спросил тебя: велико ли выйдет число из трижды семьсот? – ты, когда бы захотел, всего скорее и более сказал бы правду на этот вопрос?

Ипп. Конечно.

Сокр. Не потому ли, что весьма силен и мудр в этом отношении?

Ипп. Да.

Сокр. Но только ли весьма силен, или и превосходнейший в том, в чем весьма силен и мудр, то есть в искусстве счисления?

Ипп. Конечно, и превосходнейший, Сократ.

Сокр. Так ты весьма сильно можешь говорить об этом истину. Не правда ли?

Ипп. Думаю.

Сокр. Что же, касательно этого самого, будет ложь? Отвечай мне, Иппиас, благородно и великодушно, как и прежде. Если бы кто спросил тебя: сколько выйдет – трижды семьсот? то ты ли лучше бы солгал и, касательно этого, всегда повторял бы ту же самую ложь, желая лгать и никогда не отвечать правды, или невежда в счислении мог бы лучше солгать по неведению, чем ты по желанию? Впрочем, может быть невежда, желая сказать ложь, часто нехотя, по случаю, сказал бы правду, потому что не знает; а ты, мудрец, если уже хочешь лгать, лжешь всегда одинаково?