Диалоги об Атлантиде

Алк. Когда же наступит это время, Сократ? и кто будет наставником? Кажется, с особенным удовольствием поглядел бы на этого человека, кто он.

Сокр. Это – тот, который печется о тебе[195]. Но мне кажется, что как, по сказанию Омира, Афина прогнала мрак от очей Диомида[196],

Чтоб хорошо мог знать он и Бога, и человека,

так и у тебя – сперва надобно прогнать мрак от души, которым она покрыта, а потом уже показать ей то, чрез что имеешь познать зло и добро; ибо теперь, мне кажется, ты к этому неспособен.

Алк. Пусть прогонит, – мрак ли то будет, или что другое: я готов, и никак не убегу от его повелений, кто бы ни был тот человек, – лишь бы мне сделаться лучшим.

Сокр. Да и он дивное какое-то имеет о тебе попечение.

Алк. Тогда-то, мне кажется, всего лучше будет и принесть жертву.

Сокр. И правильно кажется тебе; потому что это вернее, чем неблагоразумно подвергаться столь великой опасности.

Алк. Но как же, Сократ? – в таком случае этот венок, – за то, что ты прекрасно, по-видимому, посоветовал мне, – я возложу на тебя: а богам и венки, и всё прочее обычное поднесем тогда, когда увижу наступление того дня; наступит же он не чрез долгое время, если это будет угодно им.

Сокр. Принимаю и это, и принял бы с удовольствием всё, что ни было бы дано тобою[197]. Как Креон, по рассказу Еврипида, видя увенчанного Тиресиаса[198] и услышав, что он получил эту первую награду от неприятелей за свое искусство, сказал: победный твой венок почитаю счастливым предзнаменованием; ибо мы, как ты знаешь, обуреваемся: так и я эту честь от тебя почитаю счастливым предвещанием; ибо выдерживаю бурю, кажется, не меньшую, чем Креонова, и хотел бы быть победителем твоих любителей.

Гиппий (Иппиас) меньший

ЛИЦА РАЗГОВАРИВАЮЩИЕ:

ЕВДИК, СОКРАТ, ИППИАС

Евд. А ты-то что же молчишь[199], Сократ, тогда как Иппиас столь во многом себя показывает, и не берешься ни хвалить, вместе с другими, что-нибудь им сказанное, ни обличать, если иное, кажется тебе, нехорошо сказано? – особенно когда мы остались уже одни[200], и можем больше выдавать себя за людей, занимающихся философиею.

Сокр. И действительно есть, Евдик, о чем можно бы с удовольствием спросить Иппиаса касательно того, что теперь говорил он об Омире. Ведь я слышал и от твоего отца Апиманта, что Илиада, поэма Омира, превосходнее его Одиссеи, – настолько превосходнее, насколько Ахиллес лучше Одиссея; ибо из этих двух поэм одна написана на Одиссея, другая – на Ахиллеса. Так мне приятно было бы, если бы позволил Иппиас спросить его о том, что ему кажется относительно этих мужей: которого почитает он лучшим? – тем приятнее, что он высказывал нам, как иные многоразличные познания, так и познания о прочих поэтах, и об Омире.

Евд. Что ж? ведь Иппиас, если ты спросишь его, конечно, не поскупится на ответы. Не правда ли, Иппиас, что ты, если Сократ будет тебя спрашивать, станешь отвечать? Или как поступишь?

Ипп. Да, я сделал бы страшное[201] дело, Евдик, если бы теперь бегал от вопросов Сократа, тогда как всякий раз, возвращаясь из дома, – из Элеи в Олимпию, в собрание всех Эллинов, когда там бывают Олимпийские игры[202], являюсь в святилище и говорю: не угодно ли кому того, что приготовлено мною для показания себя? Я буду отвечать желающему ответов, о чем бы кто ни спрашивал[203].

Сокр. Блаженное же достоинство приобрел ты, Иппиас, если каждую олимпиаду вступаешь в святилище с такою доверенностью к твоей душе относительно ее мудрости! И я удивился бы, если бы кто из борцов телесных так бесстрашно и самонадеянно выходил подвизаться с телом, как ты, говоришь, – с душою.

Ипп. Действительно, я имею это достоинство, Сократ; ибо с того времени, как начал подвизаться на Олимпийских играх, никогда и никого не встречал лучше себя.

Сокр. Прекрасно в самом деле говоришь ты, Иппиас; твоя слава есть жертва мудрости – и городу Элее, и твоим родителям. Но что наконец скажешь ты нам об Ахиллесе и Одиссее? который из них, думаешь, и почему лучше? Ведь когда нас здесь, внутри, было много, и ты показывал себя, – я оставлял тебя говорить и не хотел спрашивать. Так как внутри было много народу, то чтобы вопросами не помешать тебе в показании себя: а теперь нас немного, да вот и этот Евдик велит спрашивать; так скажи и научи нас ясно: что говорил ты о тех двух мужах? как различал их?

Ипп. Готов раскрыть тебе, Сократ, еще яснее, чем тогда, что говорю и об этих, и о других: утверждаю, что из мужей, отправившихся к Трое, Омир изобразил самым бравым Ахиллеса, самым мудрым Нестора, самым изворотливым Одиссея.

Сокр. Увы, Иппиас! подаришь ли ты меня чем-нибудь таким, чтобы не смеяться надо мною, если я не пойму тебя и буду часто спрашивать? Нет, постарайся отвечать мне спокойно и удобопонятно.

Ипп. Да ведь стыдно было бы, Сократ, если бы я, уча этому других и получая за то деньги, сам, по случаю твоих вопросов, не соглашался на то же и не отвечал спокойно.