Диалоги. Практика латинского языка

Кастеллус. Не знаю, уступлю ли я (an cedam). Однако знаю, что наверняка выйду побежденным.

Тамаюс. Снова другие пять.

Кастеллус. Что ты скажешь на этот вызов?

Манрикус. Что скажу? Ухожу.

Кастеллус. Ты проиграл последнюю игру, позволь мне проиграть ее по моему желанию. Чувствую, что я побежден (уступаю). Но надо выдерживать до тех пор, пока вижу, что какие-то силы живы.

Валдаура. Что ты в таком случае говоришь? Возражаешь?

Кастеллус. Нет, напротив, согласен.

Тамаюс. Ты, Валдаура, не знал этого Кастеллуса? Он в игре тебя превосходит, но он так обычно заманивает пылких, бросающих вызов [игроков] в свою сеть. Смотри, как бы ты необдуманно не зашел туда, где надолго запутаешься в сети.

Валдаура. Благой боже! Как ты смог предсказать, что у меня останется последняя из карт этой масти?

Кастеллус. Я знал все карты.

Валдаура. Это вполне вероятно.

Кастеллус. Так ясно я знал [их] с лицевой стороны (a facie) [не глядя на них].

Валдаура. Может быть, даже с обратной.

Кастеллус. Ты слишком подозрителен.

Валдаура. Ты меня делаешь [таким], пусть это будет сказано не в обиду.

Тамаюс. Внимательно рассмотрим, имеют ли оборотные стороны карт отметки, с помощью чего их можно было бы узнать.

Валдаура. Положим, прошу вас, конец игре, эта игра меня удручает, проходя столь несчастливо.

Кастеллус. Возможно, где угодно, но не в игре порок, а в твоей неопытности; ты не умеешь игру умело направить к победе, но бросаешь карты без искусства, как жребий выпадет, полагая, что нет никакой разницы, для чего раньше, для чего позже отправляешь карту, что в какой момент предпримешь.

Тамаюс. Достаточно всех дел и также наслаждений, и я устал, уже сидя, поднимемся ненадолго.

Лупиан. Возьми этот струнный инструмент и спой нам что-нибудь.

Тамаюс. Что же?

Лупиан. Что-нибудь об игре.

Тамаюс. Песнь Вергилия.

Лупиан. Ее самую или, если предпочтешь, нашего Вивеса, который недавно пел, прогуливаясь, в померии Брюгге.

Валдаура. Гусиным голосом.

Лупиан. Ты спой лебединым.

Тамаюс. Боже! Он [этот голос] лучше, но лебедь поет только перед наступлением смерти.

Играют и дети, играют и юноши и старики.

Ум, серьезность, седина, благоразумие, игра,

Наконец, что есть смертная жизнь с удалением одной лишь добродетели,

Если не нелепость и пустая драма?

Валдаура. Могу вас уверить, что песнь очень выразительна, как если бы [появилась выжатая] из сухой губки (ex spongia arida).

Лупиан. Он сочиняет песнь с таким затруднением?

Валдаура. С большим – или потому что редко [пишет стихи], или что [делает это] неохотно, или потому, что склонность ума влечет его в другую сторону.

XXII. Законы игры

Разные диалоги о городе Валенсия

Боргия, Сцинтилла, Кабаниллиус [289]

Боргия. Откуда ты теперь к нам, милейший Сцинтилла?

Сцинтилла. Из Лютеции [290].

Боргия. Из какой еще Лютеции?

Сцинтилла. О чем же ты спрашиваешь, словно их много?

Боргия. Даже если была бы одна, действительно, не знаю, какова она и где расположена.

Сцинтилла. Лютеция паризиев.

Боргия. Слышал, и притом часто, что называются паризии [291], [а] что Лютеция – никогда. Стало быть, есть Лютеция [тех], кого мы называем паризии. Тогда это причина, почему ты столь долго вовсе не видел Валенсии и [в ней] главным образом игры в мяч знати (in Spheristerio nobilitatis).

Сцинтилла. Я видел одни игры в мяч в Лютеции, другие в гимназиях, те игры гораздо полезнее и превосходнее этих ваших.

Боргия. Прошу [расскажи] какие?

Сцинтилла. Около тридцати гимназий [существует] в знаменитой Академии [292], наполненной всякого рода эрудицией, знаниями и мудростью; учеными преподавателями, молодежью, старательнейшей и наилучших нравов.

Боргия. Толпа (vulgus) людей, надо думать?

Сцинтилла. А что ты называешь vulgus?

Боргия. Отбросы плебса, сыновей сапожников, ткачей, цирюльников, суконщиков и ремесленников этого рода, а также поденщиков.

Сцинтилла. Вы здесь, как вижу, измеряете весь мир по этому вашему городу и считаете, что во всей Европе существуют те же самые нравы, что и здесь. Я говорю, что там очень много молодежи из правящих кругов, знати, благородных и весьма состоятельных людей не только из Галлии, но и из Германии, Италии, Британии, Испании, Бельгии, с восхищением увлеченных образованием, послушных предписаниям и приказам учителей; их нравы формируются не только простым наставлением, но и суровым порицанием, когда нужно, даже наказанием, плетками и розгами, каковые все принимают и переносят с очень сдержанной душой и покорнейшим лицом.

Кабаниллиус. Я слышал многократно об этом из рассказов, когда был в Галлии послом от короля Фердинанда [293]. Но, пожалуйста, оставь теперь это [эту тему] или отложи на другое время. Ты видишь, мы [подходим] к [месту] чудесной игры, ближайшему [к площади] Carrossorum. Ну же, пусть будет уже [сказано] слово о мяче ради нашего удовольствия.

Сцинтилла. Буду признателен, если мы не сядем, а поговорим, прогуливаясь, что будет приятно. Куда пойдем? Сюда к Св. Стефану или туда к Королевским воротам и посетим замок Фернанда, калабрийского герцога [294]?